— Тресы — всего лишь тресы, — твердо сказал он, — Меня они мало волнуют. А ваша группа для меня — единственная возможность вырваться с хутора. Это если уж начистоту. Как вы хотели.
— Продолжайте, — кивнул собеседник.
Борис продолжил:
— Что ждет меня здесь, на хуторе? Работа во внешнем охранении, копеечная зарплата и полное отсутствие перспектив? Выше начальника охраны все равно не поднимусь. А вот успею ли? Хутор стоит на отшибе и нищает с каждым месяцем. Денег на приобретение новых ра… тресов нет. Старые дохнут как мухи. А когда работу тресов выполняют свободные граждане, которым нужно платить, себестоимость произведенной продукции возрастает многократно. К тому же значительная часть хуторского бюджета уходит на патрулирование территории, укрепление заграждений, закупку оружия и боеприпасов. На этом здесь экономить нельзя: дикие слишком близко. Плюс расходы на транспортировку продукции, плюс охрана в пути. До крупных поселков и торговых путей отсюда далеко, а места вокруг — опасные. В общем, торговли — никакой. Конкурировать с процветающими пригородными хуторами, где полно тресов, мы не в состоянии и уже сейчас продаем урожай себе в убыток. А что будет через полгода? Через год? Через два? Через пять лет?
Слова рвались сами. Слова были искренними и выстраданными. Отчего-то хотелось излить душу этому совершенно незнакомому человеку в пятнистой хэдхантерской форме и с внимательными понимающими глазами, сидевшему по ту сторону стола.
— Что мне останется, когда хутор загнется? Бежать к диким? Или идти в тресы? Сами знаете: у безработного теперь только два пути.
— Знаю, — снова кивнул хэд.
— Здесь меня ничего не держит, — Борис с удивлением обнаружил, что остановить откровения оказалось не так-то просто, — Родных нет. Имущество… Оно на хуторе стоит копейки и обесценивается с каждым месяцем.
— Друзья? — прищурился охотник, — Товарищи?
Борис усмехнулся. Он вспомнил Леньку.
— Вы видели, как за право надеть хэдхантерскую форму мы мочалили друг друга на отборочных боях.
— Вы хороший боец, — помолчав немного, произнес хэд, — Но этого мало. Мне нужны люди без моральных комплексов, люди, готовые на все. Хлюпики-гуманисты мне не нужны. К какой категории вы относитесь, Борис Евгеньевич?
Его вновь изучали пытливые пронзительные глаза.
— Ради того, чтобы войти в вашу группу, я сегодня чуть не до смерти избил единственного человека, которого мог бы назвать другом. К какой категории вы бы меня отнесли сами?
