Я бездумно гнал машину в центр. Стоянка опустела, вокруг не было ни души. Я рванул входную дверь и пошел по коридору, дергая дверные ручки. Сцену пятнали бурые пятна, очень похожие на кровь. Я наклонился и потрогал пятно пальцем — густая теплая жидкость успела свернуться. Пистолет по-прежнему лежал на полу, и я пнул его ногой под сиденья. Я еще слышал грохот, когда приложил ухо к двери раздевалки, и толкнул дверь. Четверо сидели за столом, курили и перебрасывались картами. Глядя, как они встают из-за стола мне навстречу, я прочистил горло.
— Что-то забыли, мистер?
Я вытащил из кармана корешок билета.
— Зашел спросить, может ли Максимилиан-Пуля подписать билет для моей девушки? Чтобы она не расстраивалась.
— Макс уже ушел. Пусть ваша девушка приходит на представление в Миллесвилле, увидит его там живого и здорового.
В углу комнаты я заметил какой-то сверток, криво прислоненный к стене и в любой миг угрожавший рухнуть на пол.
— Послушайте, вам сюда нельзя. Езжайте в Миллесвилль, будет вам живой Максимилиан.
Пятясь к двери, я пальцем показал на сверток.
— Кстати, он был не слишком-то похож на парня с плаката.
Один из четверых подскочил ко мне и втолкнул обратно в комнату.
— Все на свете — сплошной обман зрения, или ты не знал?
Он объяснил — нужно признать, весьма доходчиво, — что выбор у меня невелик: или они убьют меня прямо сейчас и замуруют труп в подвале, или я присоединяюсь к ним и играю свою роль. Я недолго тянул с ответом.
Теперь я почти все время провожу в автобусе вместе с остальными Максимилианами. В настоящее время нас двадцать шесть. Тихие, нервные люди с глубокими пронзительными глазами, в которые не стоит заглядывать слишком пристально, если не хотите увидеть то, что вам не понравится. Удивительно, как горе способно собрать вместе столько людей, желающих купить пару недель передышки. Сколько в жизни бед, по сравнению с которыми пустить себе пулю в лоб кажется пристойным выходом.
Они хорошо к нам относятся: бесплатная еда, новая одежда, масса свободного времени. Нам даже предлагают билеты на шоу, но все Максимилианы отказываются. За исключением меня. Я уже видел столько простреленных лбов, что успел привыкнуть. Я почти не слышу звука выстрелов, просто сижу среди зрителей с бесплатным попкорном и колой и смотрю, как умирают Максимилианы. Приглядываясь к тому, под каким углом стрелки прикладывают дуло к виску, гадаю, что проносится в их мозгах перед смертью, вспоминают ли они о том, что оставляют позади. Сижу и тупо смотрю, как они умирают.
