Миссис Эбботт с беспокойством поджидала меня на передней веранде. Казалось, она вот-вот заплачет.
— Не сомневаюсь, с ней все в порядке, — не слишком уверенно пообещал я. — Почему бы вам не прийти завтра и…
— Меня не будет до среды, — с упреком возразила она. Мне не следовало воспринимать ее помощь как нечто само собой разумеющееся. — Я прихожу по воскресеньям только ради этой дорогой одаренной леди, да благословит ее Господь. Но если что-то случи…
Похлопывая миссис Эбботт по плечу, я проводил ее на улицу.
— Я свяжусь с больницами и полицией, — уверил я озабоченную леди. — Должно быть, она просто отправилась погулять. И не могла уйти далеко.
— О Боже, Боже мой! — возопила дама и побрела в сторону трамвайной остановке на Хай-Стрит — на одной руке болтается огромная сумка, на голове — шляпа, к воспаленным глазам прижат носовой платочек.
Я поспешно ретировался в дом и застыл, оглушенный полумраком и тишиной. Большие старинные часы в прихожей тикали с выверенным безразличием. Я снова отправился в комнату Тэнзи и поискал свидетельства приступа — или, хуже того, взлома. Ничего. Запахи старой леди, аккуратно сложенные вещи в шкафу, платья на вешалках в гардеробе, слегка попахивающие нафталином.
Я уселся на кухне, подпер голову руками и попытался осмыслить ситуацию.
— Они вернулись за ней, — услышал я собственное бормотание.
Это была очень глупая идея, но не более глупая, чем все остальные. Я понятия не имел, что они из себя представляют. Не верил ни одному слову Лун, не верил в миры вокруг нас — ни в божественный мир проповедника, ни в тетушкин фантастический, пусть и прибыльный, мир психического вдохновения, ни в сумасшедший рассказ прекрасной взломщицы, свалившейся мне на голову посреди полуночной ванны.
Тем не менее, мне оставалось только одно.
Я допил холодный кофе, дожевал жирный бекон и потопал наверх, чтобы взглянуть на зеркало.
Я постучал по стеклу. Оно слегка содрогнулось в своей тяжелой, вмонтированной в стену раме и стукнуло меня в ответ по костяшкам пальцев. Пройти сквозь него было не легче, чем птице — влететь в комнату сквозь закрытое окно. Я вздрогнул. Или трупу — попасть в Зазеркалье. Однако, именно это и произошло. Если только все случившееся не являлось галлюцинацией или кошмарным сном, а я уже решил, что такое объяснение равносильно трусости и отрицанию очевидного. Это произошло — смирись и действуй соответственно. Я прижался лбом к зеркалу, услышал легкий скрип, когда мой небритый подбородок соприкоснулся со стеклом. Попытался увидеть то, что за — и уставился в собственные перепуганные карие глазищи.
