Биография и послужной список сержанта характеризовали его с наилучшей стороны. Сын крестьянина-середняка из Оренбургской области, он в начале тридцатых годов отслужил действительную службу в Красной Армии и после демобилизации работал трактористом в местной МТС. В начале войны добровольцем ушел на фронт, воевал храбро, отличился в боях за Харьков. Двое сослуживцев Воропаева, которых мы разыскали в одной из частей обороняющейся здесь армии, подтвердили, что, когда кончились горючее и боеприпасы, сержант подорвал свой танк и вместе с ними выходил из окружения. Но по дороге простудился и заболел воспалением легких. В беспамятном состоянии его пришлось оставить в селе Шаповаловка у колхозницы Анны Карповны Франько, о чём после выхода на нашу сторону они сообщили командованию.
Сам Воропаев честно сознался, что, оправившись после болезни, он проявил малодушие. С одной стороны, он привязался душой к своей спасительнице – Анна, судя по описаниям, была красивой 35-летней женщиной, – а с другой – прельстился сытой и, главное, спокойной жизнью. Сидеть бы ему и по сей день в уютно оборудованном подполье, но неделю назад произошло событие, буквально всколыхнувшее его душу и заставившее вспомнить о присяге и воинском долге.
Ночью их с Анной разбудил лай собаки. Они услышали шум автомобильного мотора и немецкую речь. Анна пошла открывать, а он юркнул в погреб и затаился. В комнату вошло несколько человек. По голосам определил, что среди них была одна женщина и один русский. Анне приказали накрыть на стол и убираться спать в хлев – распоряжалась женщина по имени Гелена. Оставшись в доме одни и не подозревая о присутствии в погребе, вырытом здесь же, в кухне дома, Воропаева, приезжие продолжали разговор. К одному немцу все обращались уважительно: «герр генерал», а к русскому: «господин полковник». Переводила Гелена. Всего разговора Воропаев по памяти восстановить не мог, но суть его сводилась к следующему. Гитлеровский генерал хотел, чтобы русский полковник перешел линию фронта и нашел пути для встречи с крупным советским военачальником. «Когда я услышал фамилию, – говорил Воропаев, – меня мороз по коже продрал». Речь шла о советском генерале, которому партия доверила ответственнейшее дело – один из важнейших участков обороны Москвы.
Полковник вначале отказывался. Он боялся, что могут возникнуть осложнения при переходе линии фронта и что советский генерал, получив письмо «герра генерала», прикажет арестовать и расстрелять его. Гитлеровец настаивал.
