В семидесятых годах мне часто приходилось бывать в Ленинграде. Там, помнится, было несколько очень хороших протодиаконов. С одним из них произошел курьезный случай в Великую Субботу.В этот день за утренним богослужением читается 15 паремий — текстов из книг Ветхого Завета. Обыкновенно их читают псаломщики или младшие диаконы, а протодиакон в это время находится в Алтаре и должен время от времени возглашать “Премудрость!” и “Вонмем!”...Так вот после этой самой службы отец протодиакон ехал в троллейбусе от Александро-Невской лавры. Сказывалось утомление от сегодняшнего продолжительного богослужения, да и от всей Страстной седмицы... Сидя в троллейбусе, он задремал. В это время водитель резко притормозил, и стоящий над дремлющим клириком пассажир инстинктивно ухватился за его плечо... Эффект вышел самый неожиданный — протодиакон встрепенулся и страшным голосом взревел:— Премудрость!..
Среди самых знаменитых протодиаконов в двадцатые годы был покойный М.Д.Михайлов. Затем его переманили в театр, работать там было, разумеется, безопаснее. Но он притом от религии не отрекался, никаких кощунственных заявлений не делал. Когда он умер, Патриарх Пимен благословил отпеть его в облачении и поминать как протодиакона.
В артистической карьере М.Д.Михайлова был такой эпизод. Он снимался в печально известном фильме “Иван Грозный”, исполнял там роль протодиакона в сцене коронации царя. Мне рассказывали, что он, в конце концов, очень обиделся на киношеников, ибо, возглашая “многолетие”, он блеснул профессионализмом — тянул последнее слово едва ли не две минуты... А в готовом фильме это сильно урезали.— Что же теперь про меня диаконы скажут? — сетовал он. — Михайлов “многая лета” пропеть не может...
Забавное происшествие было и во время самой съемки. Надо сказать, что постановщику фильма С.Эйзенштейну разрешили снимать в Кремле, в Успенском соборе, т.е. в том самом месте, где это и происходило. Можно себе представить, как киношники набились в храм, затащили осветительные приборы... У Эйзенштейна, как известно, совершенная композиция кадра была едва ли не главной целью, а потому недоразумение, возникшее у него с М.Д.Михайловым, осообенно забавно. Итак, к съемке было все готово: протодиакон стоит на амвоне, звучат команды — “Свет!”, “Камера!”, “Начали!”... Михайлов поворачивается спиною к режиссеру и оператору и начинает говорить ектению...— Стоп! — истерически кричит Эйзенштейн. — Вы почему туда повернулись? Камера здесь!— А мне что ваша камера? — отвечает с амвона Михайлов. — Алтарь-то вот он...
