«Вместо ящика мы можем оставить вас, — хотелось мне сказать. — Но не можем гарантировать, что вы не деформируетесь от жары».
— И как вы предполагаете возвращать нам наше имущество? — приставал он. — Об этом вы подумали?
— Как только мы доберемся до порта, за ним будет послан корабль.
Мужчина фыркнул:
— Сначала пираты похитили наши ценные вещи, а теперь мы должны лишиться и того, что осталось! А если за это время все будет испорчено?
— Ваша страховка покроет убытки, сэр, — с трудом выдохнул я, пока мы тащились к деревьям.
Джентльмен выпустил в меня сигарный дым и прищурился:
— Тебе хорошо говорить. Что-то я не видел, чтобы ты выкидывал свое барахло на берег.
— Видите ли, сэр, — раздался позади голос капитана, — у парня, как и у большинства его товарищей, из имущества с собой — та рубаха, что на нем, плюс еще комплект на смену, туалетные принадлежности да несколько книг и писем из дому. Они не сделают погоды, не так ли? Но если бы я попросил их, они с готовностью расстались бы с последним. Поскольку они знают, что это было бы в интересах корабля и всех, кто на нем.
Мужчина ничего не ответил, пыхнув еще раз сигарой, прежде чем развернуться на пятках и удалиться к остальным пассажирам.
— Продолжайте, пожалуйста, джентльмены, — сказал капитан, — вы делаете очень важное дело.
Солнце спустилось низко, когда почти весь экипаж собрался на берегу, у швартовых «Авроры». Через несколько мгновений мы увидим, полетит ли она снова. Мы с Базом были у правого борта. Я отвязал свой линь, оставив несколько оборотов вокруг пальмового ствола, и мы оба, откинувшись назад, удерживали конец, дожидаясь команды.
— Теперь потихоньку! — крикнул капитан, продолжая туго натягивать носовой линь. — Посмотрим, как она себя поведет.
Я знал, что сейчас корабль стал сильнее. Чувствовал через натянутый линь, как он рвется на волю. Мы быстро ослабили швартовы. Я не отрывал глаз от «Авроры».
Она вздрогнула.
А потом она поднялась, и сердце мое взлетело вслед за ней.
И все мы одинаково счастливо завопили — и экипаж, и пассажиры.
Она поднималась, а мы кричали, и брюхо ее, которое едва не касалось земли, было теперь в метре или около того над песком.
— Ты моя девочка, — шепнул я.
— Пусть летит! — кричал капитан. — Пусть поднимается! Она наш феникс. Наш тоскующий по дому ангел! Теперь стоп!
Хвостовой стабилизатор, жестоко измятый, высвободился из песка. Мы позволили «Авроре» взлететь. Теперь она опять парила в воздухе, не прикованная больше к земле. Все расплывалось у меня перед глазами, но я не осмеливался выпустить линь из рук, чтобы вытереть слезы. Я смотрел, как, сантиметр за сантиметром, она поднимается все выше.
