Вдруг Катса почувствовала его взгляд — оказалось, он за ней наблюдает.
— Иногда у тебя получается что-то от меня скрыть, — сказал По.
Она вздрогнула и пару секунд попыталась ни о чем не думать.
— Иногда, — продолжил он, — с тех пор, как ты узнала о моем Даре. То есть я чувствую, что ты что-то скрываешь… вот и сейчас тоже… и у тебя получается — мой Дар молчит. — Вдруг он выпрямился с таким лицом, словно его осенило. — Знаешь, ты всегда можешь меня оглушить. Я не стану защищаться.
В ответ Катса рассмеялась.
— Нет. Я обещала, что больше тебя не ударю, разве что на тренировках.
— Но ведь это получается самооборона.
— Никакая не самооборона.
— Самая настоящая, — не унимался он, и она снова рассмеялась, подивившись его серьезности.
— Я бы предпочла научиться закрывать свои мысли, — сказала она, — а не лупить тебя каждый раз, как мне в голову придет что-нибудь, что тебе знать не положено.
— Ну да, мне эта идея тоже больше нравится, уж поверь. Но я даю тебе разрешение меня вырубить, если понадобится.
— Зря ты это сделал. Знаешь ведь, какая я импульсивная.
— Мне все равно.
— Раз ты даешь разрешение, я, может быть, им воспользуюсь, По. Может быть…
Он поднял руку.
— Это компенсация. Когда мы сражаемся, ты сдерживаешь свой Дар. Я свой сдерживать не могу. Так что у тебя должно быть право защищать себя.
Ей это не нравилось, но она не могла не заметить, что в его словах был смысл. И не могла не заметить это желание, эту самоотверженную готовность пожертвовать ради нее своим Даром.
— У тебя всегда будет болеть голова, — предупредила она.
— Может, Раффин положил среди прочих снадобий свое лекарство от головной боли. Раз ты изменила прическу, я тоже изменю. Как думаешь, мне пойдет голубой?
Она снова рассмеялась и поклялась про себя, что не станет его бить, разве что положение будет уж совсем отчаянным. И тут пламя свечи на полу рядом с ними дрогнуло и погасло. Они совсем ушли от темы. Рано утром, скорее всего, нужно отправляться в Монси, а сейчас глубокая ночь, и все в трактире и во всем городе спят. А они вдвоем сидят ни полу в темноте и смеются.
— Значит, отправимся в Монси завтра утром? — спросила она. — Мы же уснем верхом на лошадях.
— Это я усну верхом на лошади. А ты будешь ехать так, словно проспала несколько дней и словно мы соревнуемся, кто быстрее доскачет до Монси.
— И что же мы обнаружим, когда доберемся? Короля, который невиновен в том, в чем он виновен?
По потер лоб.
— Мне всегда казалось странным, что отец и мать ни в чем не подозревают Лека, даже зная его историю. А теперь еще и эти торговцы, которые считают, что он невиновен в похищении, хоть и знают, что это не так.
