— Могу я узнать ваше имя? — спросила она, поднимаясь со своего места.
— Маркус.
— Очень приятно, Маркус. "Катерина".
— То есть, Кайлин.
— Здесь все называют меня этим именем. Почему не Кэтрин тогда?
— Все меняется, и имена тоже. Вы русская, и этот язык умер сотни лет назад точно так же, как и все остальные. Что же вы хотите от имен?
— Я хочу, чтобы имя, данное мне родителями, осталось прежним. Чтобы язык, на котором разговаривал мой народ, понимал хоть кто-нибудь.
— Война стерла грани между людьми. В этом мире остались лишь коренные жители и пробужденные, к которым относимся мы с вами. Это другая жизнь, и она не дарована вам родителями. Они дали ее вам, и они назвали вас Кайлин.
— До чего же мы докатились? До единого Мира или потери своего собственного "я"?
— Мы стали убивать друг друга и занимались исключительно этим на протяжении четырехсот лет. Достаточный срок, для того чтобы потерять корни и собственное "я" вместе с ними.
— А где родились Вы?
— В этом Центре, — ответил Маркус и улыбнулся.
— Хороший ответ. Но американский акцент портит впечатление.
— Бывали в Америке?
— И не раз.
— Тогда понятно. Кстати, ваше произношение достойно похвалы.
— Спасибо за комплемент, — коротко ответила Кайлин, пресекая дальнейшие расспросы. — Вы отвезете меня в новый дом?
— Да, для этого я здесь.
— Мне дали одну из этих стеклянных карточек. Правда, я все равно не понимаю, как ими пользоваться.
— Вы быстро освоитесь. Думаю, для начала стоит нам заехать в магазин, ведь кроме этой больничной пижамы у Вас ничего нет.
— Отвезите меня домой, пожалуйста. Покупки я сделаю позже.
— Ладно, как хотите. Могу я называть Вас на "ты"?
— Можешь, Маркус. Тем более, что ты явно старше меня.
— Мне тридцать четыре.
— Женат?
— Нет.
— А дети?
— Это допрос? — рассмеялся Маркус.
— Нет, просто интересно. Моя бабушка говорила, что если мужчина не остепениться до сорока лет, он не сделает этого никогда.
— Ну, у меня в запасе еще шесть лет.
— Не так уж и много, Маркус.
— Странный мы затеяли разговор, ты не находишь?
— Извини, не хотела тебя обидеть.
— Ну что, пойдем?
— Пойдем, — ответила она и побрела за ним следом.
Он вывел ее через центральный холл. Здесь никто не обращал внимания на странный внешний вид молодой девушки. Нет-нет, она не была какой-то особенной. В своем времени она больше походила на обычную серую мышь.
Невзрачная внешность, болезненная худоба и маленький рост наделяли ее способностью растворяться в толпе или сливаться с мебелью в заполненной людьми комнате. Она была безликой, да, так можно сказать. "Безликой", но только не для этого времени.
