– Не понимаю, в чем я должен раскаиваться? – пожал плечами Турханов.
– Как не понимаете? – злобно засверкал глазами комендант. – Разве не вы выступили на собрании против нас?
– На собрании я выступил против войны, против кровопролития. Гибнут ни в чем не повинные люди, горят города и деревни. Если не остановить, то безответственные люди вроде Карманова готовы продолжать войну до последнего человека. В Европе уже пятый год рекой льется человеческая кровь. Пора остановить руку убийцы. Пора винтовку заменить на орудие труда. Если мы сегодня не сделаем это, то завтра уже будет поздно и целые народы могут оказаться на краю пропасти…
– Война не может кончиться, пока Германия не победит, – прохрипел оберштурмбанфюрер, сердито стукнув кулаком по столу.
– Не обманывайте ни себя, ни других. Армии союзником со всех сторон подступили к Германии, не. сегодня, так завтра ворвутся они в ваши дома и предадут их огню, как вы в сорок первом году предали огню наши дома. Ваше спасение не в бессмысленном продолжении войны, а в скорейшем ее окончании.
Оберштурмбанфюрер понял, что спор с этим упрямцем по приближает его к заветной цели увидеть Героя Советского Союза в рядах изменников родины, а наоборот, только отдаляет. Поэтому он решил приступить к делу.
– Ладно, больше не будем спорить, – махнул он рукой. – Хотелось мне видеть вас в роли русского коменданта, но после того, что произошло на собрании, такая возможность исключается. Однако я не хочу погубить вас и предлагаю временно поработать в должности капо штрафной команды. Если там сумеете показать себя с лучшей стороны, уверяю вас, через несколько недель я обязательно пересмотрю свое решение. Рекомендую согласиться.
– Никогда! – отрезал полковник.
Оберштурмбанфюрер вскочил как ужаленный. Он буквально задыхался от злости, но скоро успокоился и позвал уполномоченного гестапо, поджидавшего в соседней комнате.
– Я кончил. Передаю его в ваши руки.
Гестаповец к этому был готов. Стоило ему махнуть рукой, как три эсэсовца в мгновение ока надели на Турханова наручники и вывели из комнаты.
Арестантский вагон прицепили к скорому поезду. Грязные, закоптелые окна не пропускали свет, из-за чего внутри даже в ясный, солнечный день царил гнетущий полумрак. Чтобы определить, куда их везут, Турханов старался разглядеть названия станций, но безуспешно. С наступлением вечера надзиратели опустили на окна плотные светомаскировочные занавески, после чего загорелись электрические лампы. А поезд мчался все дальше и дальше. Грохот и перестук вагонов, равномерное покачивание нагоняли на людей скуку и сон. Многие уже спали, другие дремали сидя. Турханов тоже собирался прикорнуть, но неожиданно открылась дверь служебного купе, и в лучах яркого света показалась неуклюжая фигура старшего надзирателя.
