Вот и он наконец.
Он совершенно не походил на французского полицейского, каким она себе его представляла. Ничего общего.
Потягивая апельсиновый сок, она смотрела, как он устраивается за столом, заказывает виски со льдом (не было причин воздерживаться после того, как он уже позволил себе выпить у Зильберберга). Рассмотрев его хорошенько, Сонсолес произнесла:
— Так, значит, это вы ездили в Испанию с моим отцом?
Голос был сух, но в нем угадывались сейчас приглушенные отблески диковатой страстности. Он недоуменно поглядел на нее:
— Когда он вам об этом сказал?
— Сегодня утром. Он заходил ко мне в половине восьмого. Кажется, я уже сообщила это одному из ваших инспекторов.
Если бы она произнесла: «Одной из ваших ищеек», это прозвучало бы не столь презрительно.
— Он оставил для вас сообщение…
Марру отпил глоток виски, поглядел на руки девушки, на ее тонкие запястья. Сердце его заколотилось: вот сейчас все прояснится!
— Он мне даже сказал, что вы недурно повеселились…
От него не укрылась гримаска сомнения на ее губах, когда она произносила последние слова.
— Вас это удивляет?
Она легонько пожала плечами.
— Вы мне не расскажете об этом путешествии с моим отцом?
Надо бы поставить ее на место, но он удержался, призвав на помощь все свое терпение. От него требовали входную плату, только и всего.
— Луис еще не был тогда вашим отцом, — произнес он как можно спокойнее. — Вы еще обретались в сферах несуществования; перед вами клубились два-три года туманных субстанций и облачков небытия! Луис даже не успел познакомиться с девушкой, которая станет вашей матерью.
Ее глаза широко распахнулись.
Какой странный тон для сыщика. Совершенно не соответствует обычному лексикону полицейского. Такого она не могла себе представить.
— В общем, он, видимо, порассказал вам о своей жизни во время того достославного путешествия?
Она хотела казаться ироничной, но получилось довольно плоско.
Он отпил еще глоточек. Сегодня алкоголь хорошо на него действовал. Утром был явный перебор по части эмоций, его сильно тряхнуло тогда, а теперь он снова почувствовал себя в форме. И похоже, вернулся вкус к жизни. В этом мимолетном радостном просветлении он с внезапной отчетливостью представил себе Веронику, ее юное тело. Окинул внутренним взором ее ноги, напряженно-гибкую спину. А ведь он почти забыл, что существует на свете такое диво — тело женщины. Такое волнующее. Лицо женщины, взгляд, в котором светится благодарность, и ты чувствуешь, что еще жив, поскольку тебя приняли и признали.
