Дом казался счастливым. Думаю, вы понимаете, иногда это сразу видно. У Фернов не было детей, как я узнал позже, зато по дому бегал целый выводок собак, с которыми хозяйка очень носилась.
Нам оказали теплый прием; доктор пожал руку каждому из нас, сопровождая рукопожатия похвалой нашей доброй славе, а его жена дополняла его похвалы собственными. Я не мог не сравнивать это с тем, как холодно нас встречали в некоторых других знатных домах. Затем, так как время близилось к полудню, нам принесли эль, чтобы освежиться. Мы начали исследовать зал, в котором находились, ибо именно здесь должно было состояться наше представление. Хотя сам дом казался довольно новым, зал был отделан скорее по старинному образцу, с резными панелями и камином. С одной стороны была галерея, что было чрезвычайно удобно: мы могли использовать ее в тех местах действия, где нужен балкон или возвышение.
Томас Поуп велел нам проверить наши голоса, чтобы привыкнуть к эху и резонансу. Все зазвучит немного иначе, когда зал будет полон народу, но это, однако, давало представление о том, на что мы – или, скорее, комната – были способны. Я заметил, что доктор Ферн и его жена вместе с молодыми мужчиной и женщиной наблюдают за нашей деятельностью с интересом.
Сам Томас Поуп уже суетился в роли кормилицы Джульетты и за пару секунд вдохнул жизнь в этот говорливый персонаж. Дик Бербедж обращался к воображаемой Джульетте в галерее – он был слишком стар для роли молодого любовника, но это забывалось через несколько стихов. Шекспир немного порепетировал в роли брата Лоренцо, хотя я и не знал, собирается ли он играть в этот раз. Когда дошла очередь до меня, я произнес несколько реплик Меркуцио. Абель Глейз, игравший аптекаря, уже справился со своей короткой сценой и неплохо выглядел в роли этого несчастного торговца, вынужденного по бедности продать смертельный яд Ромео.
Все выглядело вполне сносно для постановки «Ромео и Джульетты», которая должна была состояться примерно через неделю в присутствии Константов и Сэдлеров. Два утра решили посвятить репетициям в доме на холме Хедингтон. Но прежде чем мы собирались дать частное представление на пользу двух семей – чья вражда, кстати, казалось, уже отошла в историю, – мы должны были показать ту же пьесу во дворе «Золотого креста». Так можно было сгладить всякие шероховатости. Количество публичных спектаклей зависело от популярности трагедии.
Что ж, как я сказал, нам не нужно было репетировать в это чудесное весеннее утро (наше расписание было куда менее насыщенным, чем в «Глобусе»), так что мы были вольны располагать собой в течение нескольких часов до дневного представления пьесы «Мир занемог» в «Золотом кресте». Труппа разделилась на отдельные группки; Вильям Шекспир и один или двое других остались в доме доктора. У меня с собой был текст моей роли, поэтому я решил вернуться в город и, если позволит солнце, найти уединенный уголок у реки и продолжить учить.
