— Раздетая?
— Нет. Но там можно было принимать солнечные ванны.
— С каких пор ты стала увлекаться лыжами?
— По совету одного знакомого.
Она вызывающе посмотрела мне в глаза.
— Прекрасно. Лыжи очень полезны для здоровья.
Я наполнил бокал и подал ей. Вино было терпкое и ароматнее бургундских вин. Я такого не пил с тех пор, как оставил Германию.
— Может быть, ты хочешь знать, кто мне посоветовал заняться лыжами? — спросила Елена.
— Нет.
Раньше я, наверно, всю ночь напролет только об этом бы и спрашивал. Теперь меня это не интересовало. Ощущение зыбкой нереальности, возникшее вечером, опять охватило меня.
— Ты изменился, — сказала она.
— Сегодня вечером ты дважды сказала, что я не изменился, — возразил я.
Она неподвижно держала бокал в руках.
— Я, наверно, хотела бы, чтобы ты не изменился.
Я выпил вино.
— Чтобы легче расправиться со мной?
— Разве я с тобой раньше расправлялась?
— Не знаю. Думаю, что нет. Все это было очень давно. Но когда я вспоминаю, каким я был раньше, то останавливаюсь как бы в недоумении: право, ты могла бы попробовать сделать это.
— Это мы, женщины, пробуем всегда. Разве не знаешь?
— Нет, — сказал я. — Но хорошо, что ты меня предупредила. Между прочим, вино очень хорошее. Наверно, его выдерживали положенное время.
— Чего нельзя сказать о тебе?
— Элен, перестань, пожалуйста, — сказал я. — Ты не только возбуждаешь, ты еще и смешишь. Такая оригинальная комбинация встречается очень редко.
— Что-то ты очень самоуверен, — сердито сказала она и села на кровать, все еще держа на весу бокал с вином.
— Нисколько. Но разве ты не знаешь, что предельная неуверенность, если она не кончается смертью, может привести в конце концов к спокойствию, которое уже ничем не поколеблешь? — сказал я, смеясь. — Все это, конечно, громкие слова, но они — вывод из бытия, которое можно сравнить с существованием летящего шара.
— А что это за существование?
— То, которое веду я. Когда негде остановиться, когда нельзя иметь крова над головой, когда все время мчишься дальше. Существование эмигранта. Бытие индийского дервиша. Бытие современного человека. И знаешь: эмигрантов гораздо больше, чем думают. К их числу принадлежат иногда даже те, кто никогда не покидал своего угла.
— Звучит неплохо, — сказала Елена. — Это, по крайней мере, лучше, чем мещанская неподвижность.
Я кивнул.
— Все это, конечно, можно выразить и другими словами, менее привлекательными. Если бы сила воображения у нас была чуточку побольше, то во время войны, например, было бы куда меньше добровольцев.
