Материалисты объясняют материальными причинами все, за исключением того, что они отрицают или игнорируют. Нематериалисты, например абсолютные и субъективные идеалисты, объясняют все нематериальными причинами. Мне представляется, что существует неразрывность материального и нематериального — или что одна из этих крайностей — лишь акцентуация одной стороны, а другая — не более чем акцентуация другой стороны двуединого состояния материального-нематериального.
Я существо, которое мыслит; следовательно, я мыслящее существо, которое существует. В этой повторяющейся глупости есть простая гармония, которая прельщает консервативных поклонников доброго, истинного и прекрасного.
Я не мыслю. У меня никогда не было ни единой мысли. Но это вовсе не одно и то же. Я не мыслю, но мысли возникают в том месте, которое считается моим «разумом», хотя вместо того, чтобы существовать «внутри» разума, они сами и являются этим разумом. Точно так же жители города не появляются в городе, а являются этим городом. Среди мыслей существует стремление главенствовать, которое наблюдается и среди членов любого человеческого сообщества, и в движении планет, и в клеточной структуре растений, и среди животных. Коль скоро речь зашла о понимании того, что значит «мое», то «я» не обладаю ни душой, ни собственной личностью, ни собственной сущностью, хотя в те периоды, когда имеет место нечто вроде гармонизации «моих» элементов, «я» приближаюсь к состоянию целостного существа.
Когда я понимаю (ради удобства будем употреблять термин «я», хотя нет никакого «я», кроме весьма плохо слаженного конгломерата состояний, получаемых опытным путем, порой яростно противоборствующих, но в основном поддерживающих нечто вроде цивилизованного сообщества) — так вот, когда я понимаю, что мои мысли подчиняются определенным стремлениям, таким как приведение к согласию, систематизация или координация, что они имеют тенденцию к слиянию, разделению, образованию ядра, уравновешиванию, я осознаю лишь механические процессы, которые в устроении моих идей значат не более, чем в устроении моих костей. Для меня мысль выдать свои идеи за бессмертные истины столь же абсурдна, как и мысль опубликовать рентгеновские снимки своих костей, выдав их за нетленные мощи. Но присущее всему скрытое стремление к систематизации (как и присущее всем скрытое стремление к дезорганизации) находит замечательное выражение в строении моего скелета. Я так считаю. У меня нет оснований полагать, что мой скелет хоть чем-то хуже скелета любого другого человека. Я чувствую, что сумей я скомпоновать свои идеи так же мастерски, как скомпонованы мои кости, у меня было бы основание написать книгу, основание, потребность в котором испытывают все писатели, которые пытаются найти оправдание тому, что пишут книги.
