Семнадцатого января 1930 года в «Нью-Йорк сан» опубликовано интервью с доктором Э. Ч. Годфри из управления по здравоохранению штата Нью-Йорк, в котором говорилось о таинственной гибели людей на одном судне. За четыре года двадцать семь офицеров и матросов поразила болезнь, которую назвали «тифозной лихорадкой». Черпая свои научные сведения из воскресных газет, на страницах которых появилось пространное изложение истории о «тифозной Мэри», один ученый сыщик, взяв микроскоп, прибыл на борт этого судна и, разумеется, вскоре объявил, что «вышел на след» моряка, который, по его мнению, был «переносчиком тифа». Такая слежка стала современной разновидностью охоты на ведьм. Сегодня в штате Нью-Йорк имеют место преследования, которые в некоторых случаях являются такими же беспощадными, какими в прошлом были преследования подозреваемых в колдовстве. «В штате Нью-Йорк 188 женщин и 90 мужчин зарегистрированы как переносчики тифа». Вполне понятно, почему женщин вдвое больше, чем мужчин: ловцы переносчиков, памятуя о «тифозной Мэри», по всей вероятности, искали именно женщин. Быть может, в эпоху всеобщей безработицы тому, кто занят в торговле бакалейными товарами или молочными продуктами, сложно, а может быть, и вовсе невозможно сменить род деятельности и заняться чем-то другим, но этим 278 «переносчикам тифа», которых выследили начитавшиеся газетных статей шерлоки Холмсы от медицины, запретили заниматься торговлей продуктами, а раз в три месяца они должны отчитываться перед чиновниками местных отделов здравоохранения. И все ради защиты остальных. Но именно так говорили охотники за ведьмами. В условиях тирании благородное сословие не умирает: каждому тирану дано многое, чтобы защитить кого-либо или что-либо. Одно из благ нашей эпохи заключается в том, что нам не досаждают столь многочисленные факты, вызывающие отвращение, чудовищные преступления и переносчики заразных заболеваний. Мы испытываем гораздо меньше беспокойств и не можем сфокусировать внимание только на боязни микробов, распространяемой «сыщиками» от медицины, — но лишь в том случае, когда замирает борьба за рабочие места. В 1929 году распространяли, даже с некоторым успехом, панический страх перед попугаями. В парках и у входов в дома находили клетки с замерзшими до смерти, брошенными птицами. Вероятно, пситтакозофобия[7] 1929 года не стала массовой истерией, как это случалось с предшествующими фобиями, потому что распространявшие ее паникеры оказались настолько невежественными в медицине, что были не в состоянии выговорить название этой болезни.
