— А у тебя есть собаки?
— Ни одной. Конечно, если не считать маленького французского пуделя из фарфора. Его мне подарил папа, когда я была совсем маленькой.
— А что такое французский пудель?
— Это такие собаки. Они живут во Франции.
— А они могут пасти скот?
— Нет, — от души рассмеялась Камиль. — Думаю, французский пудель испугался бы до смерти, если столкнулся бы с коровой. Знаешь, скоро я смогу прислать тебе фотографию такого пуделя. Я полечу во Францию в гости к папе.
— Мой папа может летать вверх и вниз.
— Твой папа здорово разбирается в вертолетах, да? — Девушка никак не могла поверить, что так легко разговаривает с ребенком и что это ей нравится.
— У него четыре вертолета. — Белла отогнула четыре пальчика из своего кулачка, потом помахала ими в воздухе и вдруг опустила Камиль на нос.
— Эй, мой нос не посадочная площадка для вертолетов, — вскликнула та сквозь смех.
Белла радостно хихикала, запуская пальчики в кудри Камиль.
— Белла! — позвал Джонно из коридора. Смех тут же умолк.
— Мы здесь, дядя Джонно, — ответила девочка. — Мы с Камиль разговариваем.
Молодой человек высунулся из-за косяка и нахмурился. Девушка поспешно натянула одеяло до подбородка.
— Камиль моя новая подружка, — объяснила Белла.
Джонно исчез так же внезапно, как и появился, ничего не сказав и так и не поздоровавшись с гостьей.
А Камиль вдруг осознала, что от всей души смеялась этим утром, чего с ней давно не было.
Приехав в Сидней, Камиль была поражена чувством внутреннего дискомфорта, не отпускавшим ее ни на минуту.
Она сидела в своей квартире в цокольном этаже, разглядывала пейзаж улицы и вдруг поняла, что изменилась. До поездки в Муллинджим ее никогда не беспокоило то, что из ее окна не видно ни деревьев, ни неба.
Здания, люди, машины, тротуар, холеные городские собачки — вот что обычно радовало ее глаз. Ей всегда нравилось начинать день в своей крошечной кухне за чашечкой кофе, наблюдая за тем, как оживает мир за окном.
Мир. Как будто бы он состоял из шороха и визга автомобильных шин, яростной дроби женских шпилек по асфальту, шарканья кроссовок неуклюжих подростков или надменного стука каблуков модных ботинок из дорогой кожи на ногах президентов крупных корпораций.
Что же с ней случилось? Неужели эта поездка до такой степени изменила ее? Почему даже теперь, спустя четыре месяца, она жаждет чего-то еще? Острого аромата акации, или даже резкого запаха коровника, или хриплого смеха кукаббуры, или взгляда на нежно-розовое оперенье какаду, парящих высоко в голубом небе?
