— Как трогательно! — Горечь этих слов контрастировала с елейной нежностью тона Адама.
Я обернулась и гневно посмотрела на говорившего. Не мог подождать, пока мы войдем в комнату! Начинает разборки на ходу. Ну и прекрасно! Мне нечего скрывать!
— Какое ты имеешь право комментировать события моей жизни, Карлтон Ларсон?
Он сделал шаг вперед и остановился, только увидев мой предупредительный жест рукой.
— Самое обыкновенное!
— Даже раньше у тебя не было такого права, — отрезала я, отодвигаясь от него. — Не говоря о том, что все давно кончено. Мы уже говорили с тобой на эту тему.
— Да, я заметил — ты разговариваешь с кем-то другим.
— Ты ведь женат. Уже двенадцать лет, не так ли? Кстати, как поживает Кэролл?
Кэролл — миниатюрная светловолосая секс-бомбочка, к которой он сбежал после нашего разрыва. Конечно, я была скуповата на ласки. А тут подвернулась она — запасной аэродром. Дочь нефтяника, временно работала в группе по связям с общественностью в полиции. Так они встретились. Однажды я услышала эту историю во всех подробностях, когда позвонила ему в Сан-Антонио, вскоре после того, как он уехал в Рио-Секо. Я попыталась протянуть ему руку помощи. А он в ответ хлопнул дверью — в фигуральном смысле слова, разумеется… От его смеха в воздухе запахло гневом и горечью. Иногда приходится смеяться, чтобы не заплакать…
— Женат… Если это можно так назвать. Моя жена решила, что ей лучше жить с родителями в Конроэ, чем со мной в Рио-Секо.
Он сел, тяжело вздохнув, снял шляпу и провел рукой по спутанным волосам — от корней до самых кончиков. От этого он стал выглядеть более уязвимым: от сдержанного юриста ничего не осталось.
Я села через стул от него, чтобы при необходимости было легче заблокировать отрицательную энергию.
— Я смирился с городскими политиками, наемными убийцами и невинными жертвами. А ей не нравилось, что я — простой полицейский. Она мечтала о повышении, чине капитана и бумажной работе для меня. Одним словом, о престиже. Я сильно пострадал от ее амбиций…
Он уставился на свои руки, сжимая и разжимая кулаки.
— Во время последнего дела мне пришлось этими самыми руками касаться тел троих мертвых детей. Все — не старше пяти лет. Они играли в гостиной, когда группа наемных убийц по ошибке обстреляла не тот дом. У одной девочки было полностью снесено лицо. Пули продырявили череп, как коробочку с подарками, и мозги растеклись по совершенно новой, белоснежной кровати ее матери…
Он смотрел на меня, в его глазах стояли слезы.
