— О, Пат, Пат… — шептал он, пряча лицо на ее груди, ощущая, как пульсирует крохотная жилка на тонкой шее.
Кожа девушки, согретая лучами солнца, казалась на удивление нежной и шелковистой, аромат ее волос смешивался с пряным запахом влажной земли и воды. Рука ею скользнула под ее свитер и проследила плавные очертания тонкой талии, дотронулась до невысокой, тугой груди. Девушка задохнулась, затем обхватила его руками, прижалась к нему так тесно, что мокрый свитер вымочил рубашку Мартина.
Мартин вздрогнул и словно со стороны услышал собственный стон. Стремительным движением он подхватил девушку на руки и понес к песчаной отмели. Но легкий протестующий возглас остановил его.
— Нет! — Робкий, еле слышный шепот прозвучал где-то у его груди, шепот, резко противоречащий порывистому и пылкому отклику ее тела, что трепетало от любви. Руки девушки по-прежнему крепко смыкались вокруг его шеи.
— Нет? — переспросил Мартин, легко отстраняя девушку и наклоняя голову, чтобы заглянуть ей в лицо.
Патриция не повторила слов отказа, ее огромные зеленые глаза беспомощно глядели на него, во взгляде их читалась страсть, совладать с которой она была бессильна. И при этом — робость, сомнение, и страх. И безмолвная мольба, что растрогала Мартина куда сильнее слов, помогла обуздать собственное нетерпение. Это же Патриция! Это тебе не случайная подружка, с которой можно позабавиться на пустынном пляже. Нужно, чтобы она поняла: речь идет не о легкомысленной интрижке. Позже, когда он снова обретет способность рассуждать здраво, она обо всем поговорят. Сейчас он может только отпустить ее.
Медленно, нехотя, Мартин выпустил девушку. Когда ноги Патриции коснулись твердой земли, она испытала облегчение. Облегчение и глубокое разочарование. Словно ее покинули, бросили на произвол судьбы. Какие восхитительные ощущения пережила она — в крови пылал пожар, сердце неистово билось в предчувствии невыразимого блаженства! Безумство страсти застало ее врасплох: она испугалась и попыталась высвободиться. Но ей вовсе не хотелось на свободу! Даже теперь все ее существо находилось во власти все подчиняющего страстного порыва, словно Мартин по-прежнему удерживал ее в объятиях, прижимал к себе. Но он уже находился в нескольких футах от нее — шел себе по пляжу, засунув руки в карманы, поддавая ногою камушки, такой спокойный и безмятежный… Ее ли это вина? Может быть, она повела себя по-детски? Или проявила излишнюю уступчивость? Показала себя неопытной простушкой?
