Показал шифровку Ковпаку:
— Не понимаю я, Сидор Артемович, что это за мобилизованные…
Дед расхохотался:
— Ось видишь — не был дома больше месяца и вже оторвался. Это наши хлопцы, чтобы не сидеть сложа руки, как только нащупали овручскую дырку во фронте, сразу мобилизацию объявили…
— Партизаны ведь — дело добровольное…
— Так то партизаны… А мобилизованные едут не в партизаны, а в армию. Мы уже не одну неделю локтевую связь держим с той самой гвардейской дивизией, что от Курской дуги через Десну, Днепр, Припять без передышки наступала. Ну, и выдохлась дивизия. Один только номер, да штаб, да полковые знамена, да техника. А солдат–стрелков — полсотни на батальон. Все у них расчеты на пополнение. Вот мы и провели мобилизацию. Почти на сто километров вперед и на две — три недели раньше изгнания оккупантов. Пускай мобилизованные потом сами свои села освобождают… Командование дивизии знаешь как благодарно за выручку! Ты не зевай там. Патронов тоби могут подкинуть.
Уже вторые сутки мы почти не выходили из штаба. Ковпак деятельно и придирчиво следил за всеми приготовлениями. Хотя он и считался в отпуску после ранения, однако ни за что не хотел уезжать в санаторий, пока мы не отбудем в тыл врага. Дед, видимо, не мог иначе. Формальная передача дел — это одно, а отеческая забота о своих партизанах — другое. Она поважнее соблюдения формальностей. Кроме того, мы видели, что Ковпаку искренне жаль расставаться со своими хлопцами, с которыми провоевал более двух лет и прошагал всю Украину — от Путивля до Карпат.
На третий день нас обоих вызвали к генералу Строкачу.
— Ну, командир, готов? Когда отбываешь?
— Мы–то готовы… Да вот пушки держат… Никак не получим, — ответил я.
Генерал взялся за трубку телефона:
— В чем дело? Почему не отпускаете пушки для соединения Вершигоры? Есть же приказ командующего… Наряды? Какие наряды? Зайдите ко мне со всей документацией.
Через две — три минуты начальник снабжения штаба явился к генералу:
— Майор Новаковский. По вашему приказанию… Вот наряды на артиллерию…
— Покажите, — сказал генерал.
Майор Новаковский, партизанивший в 1941 году под Ленинградом, грузноватый, лысеющий человек, подал бумаги.
— Так це ж тут под боком, на киевском заводе, — сердито сказал Ковпак.
— Но он разрушен… Еще только налаживается работа. Через две недели смогут для вас отремонтировать артиллерию.
Две недели?! У меня даже заныло под ложечкой. За две недели можно безнадежно отстать и очутиться в тылу… советских войск. Сразу вспомнил, почти услышал голос командующего фронтом, который предупредил на прощание: «Не мешкайте… Потом трудно вам будет от Красной Армии отрываться. Да еще на волах…»
