Тем не менее, у Суздальцева с самого начала уже намечен свой путь к Богу, намечен ещё до военной службы, когда он – лесной объездчик, возмечтавший стать писателем, оставивший ради этого суетную столичную повседневность, в простой избе писал первые страницы будущего романа "Стеклодув". В страшном сне не мог Суздальцев тогда себе представить, что воображаемая в романе сказочная восточная страна "мудрецов и поэтов" наяву окажется ввергнутым в пучину братоубийственной войны Афганистаном, где он с товарищами станет участником смертельных дьявольских игрищ. Но именно там, на войне, в самые драматичные мгновения, когда на кон поставлена собственная жизнь, он, проходящий по всем секретным анкетным формам как атеист, постепенно начинает ощущать, что мироздание наполнено Богом. Вначале на это смутно намекает арабская вязь обрывка надписи на обломках мечети, затем – возникший откуда-то из глубин памяти "небесный стеклодув", вскоре воплотившийся в фигуру реального гератского ремесленника "в закопчённом, прожжённом фартуке, в замусоленной повязке", в мастерской которого бесцветным пламенем сиял раскалённый тигель и плескалась вялая жидкость стекла. Стеклодув окунал "тростниковую дудку в котёл с кипящим стеклом. Озарялся, обжигался, одевался в белое пламя. Выхватывал на конце своей дудки липкую огненную каплю, стекавшую, готовую сорваться звезду. Быстро, в ловких ладонях, крутил. Дул в неё, словно играл на флейте; капля росла, розовела, обретала вязкие удлинённые формы. Становилась сосудом, бутылью, пламенеющей, охваченной жаром вазой. Стеклодув отпускал её, отрывал от тростниковой, охваченной жаром пуповины. Усталый, потный, откидывался на топчан, измученный, словно роженица (курсив наш. – В. Ш.). А новорожденное стеклянное диво остывало и гасло. В стекле появлялась зелень и синева. Лазурный хрупкий сосуд стоял на грязном столе, и в его стеклянные стенки были вморожены серебряные пузырьки. Дыханье стеклодува, уловленное навсегда, оставалось в сосуде. А у Суздальцева мелькнула счастливая благоговейная мысль – перед ним в утлом облачении афганского стеклодува явился Создатель Вселенной. Родил на его глазах ещё одно небесное тело".
Не буду специально анализировать приведённые выше строки, Думаю, общий метафизический и мистический смысл этих строк очевиден, они создают типичнейший палимпсест, аналог рукописи, которую писали когда-то в древние времена по смытому или соскоблённому пергаменту.
