Плавицкий, видимо, действительно очень к ней привязанный, поцеловал ее в лоб.
– Знаю, знаю, ты у меня добрая девочка, – сказал он. – Но куда же это Гонтовский запропастился?
И, подойдя к открытой двери в сад, он стал звать молодого человека. Тот вскоре явился.
– Слишком далеко на берег вытащили, – сказал он, еле переводя дух, – и полна воды. Попробовал, да ничего не вышло.
– Ну, бери шляпу, и едем. Я слышу, экипаж уже подали.
Минуту спустя Марыня осталась с гостем одна.
– Папе не хватает в деревне общества, – сказала она, – поэтому он и дорожит так дружбой с пани Ямиш, но и муж ее на редкость благородный и образованный человек.
– Я видел его в костеле. У него вид был какой-то удрученный.
– Болен и утомлен: очень много работает.
– Совсем как вы.
– Нет, не как я. Пан Ямиш – образцовый хозяин, к тому же много пишет о сельском хозяйстве. Пан Ямиш – наша слава и гордость. Она женщина тоже хорошая, только, по-моему, немножко претенциозная.
– Экс-красавица.
– Вот именно. Я это отчасти приписываю деревенской жизни, накладывающей свой отпечаток. В городе в постоянном общении все наши странности и чудачества, наверно, больше сглаживаются, а здесь… отвыкаешь понемногу от людей, дичаешь и доходишь в обращении с ними до полной неестественности. Городским жителям все мы должны казаться смешными бирюками и чудаками.
– Не все! Не все! – запротестовал Поланецкий. – Вот вы, например, совсем не кажетесь.
– Это лишь вопрос времени, – улыбнулась Марыня.
– Но время несет с собой перемены.
– У нас мало что меняется, а если и меняется, большей частью к худшему.
– Но в девичьей жизни эти перемены нетрудно и предсказать.
– Для меня важнее всего сейчас, чтобы у папы уладилось все с Кшеменем.
– Значит, единственные цели ваши, главное в жизни – это папа и Кшемень?
– Да. Но я мало смыслю в делах, и помощница из меня плохая.
– Отец и Кшемень – больше ничего? – повторил Поланецкий.
Наступило молчание. Марыня спросила, не хочет ли он пройтись. Они спустились в сад и очутились вскоре на берегу пруда. Поланецкий, занимавшийся за границей спортом в разных клубах, сделал то, что не удалось Гонтовскому: спустил лодку на воду, но кататься на ней было нельзя из-за течи.
– Вот вам образчик моего хозяйства: дыра на дыре! – сказала со смехом Марыня. – И вину свалить не на кого: и сад, и пруд находятся всецело в моем ведении. Ну, да ладно, велю починить еще до того, как спустят пруд.
– Небось еще та самая лодка, на которой мне запрещалось кататься, когда я был мальчишкой.
