Прибыв в полковую батарею 24–го гвардейского кавполка (5–й гвардейской кавдивизии), я разыскал комбата и доложил о своем прибытии в его распоряжение в качестве офицера резерва. Комбат, молодой офицер лет двадцати пяти, принял меня хорошо, познакомил с командирами взводов, с которыми я как–то сразу нашел общий язык и подружился. Особое участие ко мне проявил гвардии лейтенант Кучмар. Он познакомил меня с особенностями действий артиллерийской батареи в составе кавполка. Он же, раскуривая свою неразлучную трубку, с приветливой улыбкой предложил мне на первых порах находиться у него во взводе, на что я с удовольствием согласился. Батарея размещалась на опушке леса и готовилась к ночному маршу. На вооружении батареи были четыре 76–мм полковые пушки образца 1939 года Каждую пушку перевозила шестерка добротных лошадей, в то время как такое же орудие в пехотных полках перевозила только пара тощих лошадок. Это и понятно, ведь артбатарея в кавалерии не должна отставать от эскадронов полка.
Гвардии лейтенант Кучмар, общительный и культурный инженер с Урала, лет тридцати, всегда готов был прийти мне на помощь. Вот и сейчас он позаботился обо мне, когда на своей «зенитке» (так называли здесь походную кухню) приехал батарейный повар и начал раздавать ужин. Ужин получали в котелки, на два–три человека. В эти же котелки, наскоро помыв их, наливали и чай. Коновод Кучмара принес в двух котелках ужин и для меня, и для себя. Под деревом он расстелил плащ–палатку, поставил на нее котелки с кашей, чаем, положил рядом нарезанный хлеб, достал из–за голенища для меня свою ложку (у Кучмара была своя) и позвал нас ужинать. Несмотря на дождь, который лил нам за ворот, смачивал хлеб и добавлял воду в кашу и чай, все ели с большим аппетитом. Не успели мы поужинать, как со стороны штаба полка запела труба горниста. «Вот и «Седловка», — проговорил Кучмар, поднявшись с плащ–палатки. Быстро темнело. Но, несмотря на темноту, ездовые и бойцы расчетов привычно, без суеты и шума, седлали коней и запрягали их к орудиям и к боевым бричкам. Сигнал «Седловка» повторялся горнистом по несколько раз. Звук этого протяжного мелодичного сигнала то затихал, то становился громче и требовательней.
