— Да какая разница, — вырвалось зло у девушки, — я с тобой хотела поговорить. Объяснить, что не предательница. Что наши с тобой…
— Стоп, — прервал Дан, — нет никаких нас. Ты в койку ко мне зачем залезла? Чтобы поближе к эпицентру событий быть. И жучок для этого и прочие ухищрения. А все красивости по поводу нежных чувств… За дурака меня держишь? Марионетку, которой покрутить можно? Поплачешь, покривляешься, я и растаю. Заступлюсь перед Пелевым. Стану оправдывать. Да я тебя просчитал почти сразу, Дана. Оставь меня в покое. Ненавижу, когда вот так, запросто, пытаются использовать. Нагло, почти в открытую.
Шептунов разозлился. Он чувствовал, что говорит лишнее, хочет уколоть девушку, потому что ему неприятна сама мысль о подозрениях, которые полностью подтвердились. Дана с самого начала использовала его. Но если бы подобный факт оставил Богдана равнодушным, он посчитал бы себя роботом, а не живым человеком. Инспектор имел полное право злиться. Ведь в глубине души, эх, он знал, с самого начала знал. Но в какой-то момент позволил себе чуть больше эмоций, чем требовалось профессионалу. Теперь кололо возле сердца — обида, а на душе скрипел песком осадок разрушенной привязанности.
Дана, видно, тоже переваривала полученную информацию. Когда он снова услышал ее голос, то поначалу не узнал. Ледяной, жесткий тембр, колкие фразы.
— Хорошо, бывший дорогой. Прости, побеспокоила зря. Думала — чувства, оказалось — работа. Дан, выполни только одну просьбу, не говори Пелеву о нашем разговоре. Мне сейчас очень паршиво на душе. Не держи зла, ладно? Я больше не побеспокою тебя. А прошу, потому что… не хочу, чтобы Пелев опять потащил на допрос, что да как выспрашивать. Я буду тихо сидеть в каюте. Только пойми, пойми, пожалуйста, ничего вы не докажете. Ты еще вспомнишь мои слова. Когда спустишься на Янус. Ты ведь хочешь найти Кристиана? Его там нет, и не было никогда. А Янус опасная планета. Я наблюдала за ее жизнью долгие годы. Ты просто сгинешь, глупо и навсегда.
— Вот и поглядим, как оно сложится, — Богдан окончательно потерял терпение. Угроз ему только не хватало. — Может, еще что прикажешь? Хватит.
— Дан, Богдан, — примиряющее смягчила голос Лингова, — ты ведь не веришь мне. Совсем. А я привязываться начала, думаешь, чувства легко теперь обуздать? Обиду, горечь…
— Да какие чувства? — снова огрызнулся Шептунов.
— Теперь никаких, — покорно подтвердила Дана, — но симпатия была. Нравился ты мне. Не хочу, чтобы ради своего начальника сгинул. Он хочет догадки проверить, а ты будешь отдуваться. Поверь, ничего вы на Янусе не найдете. Ничего. Сами закон нарушите.
