, а также банкирских домов Европы. И успокоиться. Что за
пиндосия такая? Затем Дениска долго о чем-то шептался со своим двоюродным братом – тем самым типографским наборщиком. Под конец разговора вручил ему сто пятьдесят рублей. На
дело.
По пятнадцати целковых выдал лихим парням. Задатком. Да и бог с ними, с деньгами: снявши голову, по волосам не плачут. Еще дольше спорил с маклером, яростно что-то доказывая. Половины слов Иван Кузьмич просто не понял. Да и старый друг – биржевой маклер – выглядел слегка охреневшим. Но когда уходил, физиономия разве что не лоснилась от довольной улыбки…
– А что означает «охреневший»? – продолжал допытываться купец.
Федька, с любопытством прислушивающийся к женскому визгу, доносившемуся из летней кухни, отвлеченно пояснил.
– Ну-ка, брысь отсюда, негодник! – рассердился купец, не забыв наградить паренька подзатыльником. – Пороть вас некому!..
Вчера за сыном заезжала в рессорной коляске красивая молодая особа – племянница Павла Рябушинского. Приглашала покататься Дениску и смотрела на него влюбленными глазами. Вот бы с кем породниться!
А три дня назад что учудил? Отправил Федьку в портняжный цех, и тот притащил два мешка: кожаный – побольше и холщовый – поменьше. В маленький мешок насыпали речного песка, крепко обмотали конским волосом и засунули в большой. Теперь вдвоем колотят по нему руками и ногами. И на скакалке прыгают. Как дети малые…
Впрочем, пора и почивать. Завтра будет трудный день: завершающая фаза операции «Ы»… Откуда он только словечки такие берет?
* * *
Уфимская губерния. 22 июня. 1896 год. Александровская улица. 9:00
– Срочная новость! Специальный курьерский выпуск «Биржевого вестника»! Раскрыт жидомасонский заговор против Его Императорского Величества! – Вихрастый мальчуган, размахивая газетой, бежал по центральной улице в сторону Уфимской биржи. – Арестованы главные фигуранты! Только пятьдесят номеров! Налетай – покупай!
Звонкий мальчишеский голос доносился до каждого закоулка широкой улицы. Городовой Омельянчук привычно поднес свисток ко рту. Но, еще раз взглянув на медную номерную бляху незнакомого разносчика и отметив его опрятный вид, махнул рукой: «Нехай бежит, может, брата подменяет. Но артельному старшому все равно нагоняй устрою – нельзя, по закону, таких мальцов ставить на работу».
Газеты между тем были моментально раскуплены. Спешащие по своим делам обыватели, прочитав первую полосу газеты, собирались небольшими группами и оживленно обсуждали новость. Некоторые из них резко меняли свой маршрут и направлялись в сторону Уфимской биржи. Заглянув через плечо знакомого купца, увлеченно читавшего «Вестник», Омельянчук профессионально выделил фамилии арестованных. «Поляков… Шнеер… Уринсон… Шнеер… Черт, у меня же бумаг Абрашкиных на сто семьдесят пять целковых лежит! На старость отложенных. Если братьев евойных схватили, то и за нашего Шнеера примутся».
