Провожающие столпились во дворе, засаженном оголенными светло-зелеными тополями и шоколадными акациями в ожидании катафалка с телом, за которым поехали Марек и двоюродный брат покойной. Кружки формировались «по интересам». Одноклассники обсели длинную лавку под огромной безлистной акацией, а товарищи студенческих лет сосредоточились возле подъезда. Родственники окружили почерневшую от горя мать, а рядом прилепились соседи – большей частью бабушки с ребятишками. Посланцы от фармацевтической фирмы, самая яркая и многочисленная группа, сбились посреди двора. Среди них выделялся высокий парень лет тридцати в черном коротком пальто с гладко зачесанными темными волосами. Осторожно придерживая папку под рукой, он безразлично созерцал за тем, что происходит.
Олег сдержанно принимал сочувствия от делегаций, которые к нему присылала та или иная группа. Почти всех он знал лично, кроме солидного мужчины в фиолетовой куртке с редкой русой бородкой, слонявшегося от одной группы к другой, как будто бы он был знаком со всеми.
Наконец, приехал катафалк с полотенцами вокруг зеркал и три микроавтобуса. Все время, пока гроб с телом устанавливали на трех табуретках посреди двора, Маринина мать неистово кричала и старалась вырваться из рук придерживавших ее сестры и племянника. К Олегу подошла соседка, неопрятная и большая пенсионерка баба Шура, и спросила, делали ли теще успокоительный укол. Олег убедил, что все сделали как надо. «Не похоже», – недоверчиво вздохнула старуха и отошла.
Неожиданно мать освободилась от поддержки и начала поправлять повязку на лбу дочери. Игорек, стоявший возле нее, только глаза переводил от мамы к бабушке: сегодня утром он приехал из столицы, где учился в Национальной юридической академии и еще ничего не понимал. С болью поглядывал Олег на сына… Что теперь с ним будет? Мама души не чаяла в единственном сыночке, и любое его желание было для нее законом. Только во время выбора профессии она проявила твердость. «Профессия юриста – хлебная», – был ее окончательный вердикт.
Олег вытянул из кармана носовой платок, не имея сил спокойно наблюдать за тем, как Игорек крутит туда-сюда своей цыплячьей подростковой шеей. К жизни юноша совсем не приспособлен… Малому было 14, когда Марина начала задерживаться на работе. Долго его воспитывала, как говорится, улица, и сын постепенно отбивался от рук: в школе едва досиживал до третьего урока, связался с плохой компанией… Иногда Олег старался его «воспитывать», но эти попытки почти всегда заканчивались ссорами, во время которых жена, как чайка, бросалась на защиту сына, растопырив руки. После очередного повышения своего благосостояния она перевела его в гимназию и устроила в какой-либо дурацкий экономический класс. Поведение сына мало чем изменилась, но через год он начал заниматься гитарой, и жалобы на него почти прекратились. «Гимназия подействовала», – бросила Марина как-то за ужином. «Перерос», – возразил муж.
