– Но никаких результатов пока нет, – попытался отбиться я.
– Вот и доложите, почему нет. Заодно продумайте выводы из отсутствия результатов, и возможные последствия таковых. Неделю, понимаешь, сидят… После обеда – на ковер!
– Есть! – сказал я и скорчил рожу Куропаткину.
– А как там Куропаткин? Соответствует прямому назначению? – осведомился Гиря.
– Увиливает, – сказал я. – Методики выдумывает.
– Бери его к ногтю! – приказал он. – Смотри, какой ушлый! Что бы ни делать, лишь бы не работать…
– Есть!
– Теперь вот что.., – Гиря сделал паузу и пошуршал бумагами, – ты, говорят, по горам бегаешь?
– Иногда.
– В Гималаях бывал?
– Пару раз. Не очень высоко.
– Ну, и как там? Что носят?
– Вы в отпуск собрались, что ли?
– Хе-хе… Я-то?.. – Гиря повозился перед экраном. – Да так… Надо с тамошними ламами посовещаться.
"Интересно!", – подумал я, вспомнив разговор с братом Колей.
– Так, значит, прямо после обеда – ко мне, – подытожил Гиря, и не дожидаясь ответа, отключился.
Мы отправились в "Харчевню" и основательно пообедали, понимая, что Петру Яновичу что-то от нас нужно, и разговор может затянуться. Не думает же он, в самом деле, что за три неполных дня сидения в архиве можно что-то там расковырять. Значит, опять начнет бурдеть, палец воздвигать, про Гималаи расспрашивать… Зачем ему-то Гималаи понадобились?!
Когда мы с Васей вошли в кабинет, Гиря стоял у окна, засунув руки в карманы и покачиваясь с каблука на носок. Это означало, что шеф расслабился, но вовсе не означало, что он предложит нам сделать то же самое.
– Так, – сказал он, усаживаясь на место. – Явились? Садитесь. Как продвигается работа?
Судя по тону, каким это было сказано, я понял, что ничего конкретного Гиря от нас не ждет. Его волнуют свои проблемы, и он хочет, чтобы мы, поелику это возможно, натолкнули его на дельную мысль. В такой обстановке следовало делать заинтересованное лицо, живо реагировать на реплики и высказывать суждения. Я пихнул Куропаткина в бок, ибо последний с трудом сдерживал зевоту.
Это не укрылось от зоркого взгляда шефа:
– Вот ты, Василий, молодой, и ложишься спать поздно, – сварливо произнес он. – С девочками, там, то да се… А ведь я тебя уже ранее предупреждал, чтобы, значит, того… Я понятно излагаю?
– Виноват, Петр Янович! Больше не повторится.
– То есть, надо полагать, с девочками ты больше не гуляешь, и я заношу тебя в список женоненавистников. Теперь вас уже трое: ты, Сюняев и Кикнадзе… Мне-то плевать, что ты ночами не спишь, но при одном условии: если результат налицо. Но если его нет, я, как начальствующая фигура, обязан тебя стимулировать. А как? И вот начинается эта волынка с укреплением дисциплины. Так что ты уж не спи хотя бы в моем кабинете. Чтобы, значит, не обременять меня заботой о воспитательной работе. У меня и без нее забот полон рот!
