Деон, смущенный теперь не меньше жавшейся под их взглядами сестры, осторожно, ощупывая ногой каждую ступеньку, спустился, поднялся на возвышение, нагнулся над снимком, стараясь различить детали. Почки, выше линия позвоночника… А это? Он пригнулся еще, прикусив нижнюю губу. Вот здесь. Внизу справа, в самом низу таза. Он смотрел и глазам своим не верил.
Профессор начинал терять терпение.
— Ну-с, так прокомментируйте же, что вы видите, мы ждем.
Деон показал на эту тень.
— Вот здесь, — сказал он, — в области таза. Челюсть! Это похоже на челюсть, сэр…
Он держал трубку и слушал гудки, но никто не подходил к телефону.
Что там, нет никого? Он представил себе, как звонит телефон в пустой комнате.
А эти повторяющиеся гудки действительно звонки на другом конце провода? Он где-то читал, что звонок образуется вследствие контакта, который происходит на телефонной станции при поступлении электрического сигнала. Вот точно так же нервные окончания передают сигналы в мозг, подумал он и даже зрительно вспомнил диаграммы в учебнике анатомии Грея. Страница одна тысяча какая-то, раздел неврология. Два рисунка на развороте с изображением двигательного нерва и сенсорных трактов; тоненькие разноцветные линии, расходящиеся в разные стороны, точно ветви на стилизованном дереве. Да, ему не выкарабкаться, если в работе по общей медицине окажется вопрос о нервной системе. Лекции Бернстайна ему надоели до чертиков, и он перестал их посещать. Осталось только уповать и надеяться, что ему не достанется такого вопроса.
Черт бы побрал этот телефон. Неужели там некому подойти?
Раздался щелчок, и тут же ее голос:
— Алло?
У него в руке уже была наготове монета, но он не решался ее опустить.
— Алло?
Он сунул монету в щель.
— Алло, Триш, — взволнованно проговорил он.
— А, это ты. — Голос у нее звучал глухо.
Он все понял.
К горлу подкатила тошнота, застучало в висках, и только одна мысль проносилась в голове: надо держать себя в руках. Спокойно.
— Как ты? — Он сказал это с наигранной веселостью, точно ничего и не случилось.
— Прекрасно, — равнодушно отвечала она.
Он вдруг разозлился. Могла бы не терзать его. Но она ведь сказала: «Прекрасно». Может, он не так понял, может, она как раз и хотела сказать: «Прекрасно». Все прекрасно. И нет никаких причин для беспокойства. А может, она вынуждена говорить так из осторожности…
— Послушай, ты не одна, там еще кто-то есть?
— Здесь? — В голосе ее звучало недоумение. — Нет, — И помолчав, добавила: — Мама ушла. Я одна.
