Весь вечер этот эпизод не выходит у меня из головы. И, укладываясь спать, я ещё раз усердно обдумываю свои действия, стремясь ответить на некоторые вопросы. Предчувствия не обманывают меня.
Он снова приходит в мой сон, этот неумолимый Голос, который заставляет почувствовать себя маленьким провинившимся мальчиком под суровым взглядом взрослого.
— Почему ты не использовал такой замечательный случай? — грозно спрашивает Голос.
— Я не мог, это было очень опасно, — отвечаю я, изо всех сил стремясь свернуться, сжаться, уменьшиться к микроскопическим размерам.
— Говори вслух, говори вслух, — требует мой мучитель.
— Опасно… для меня… — шевелю я непослушными губами.
— Ты должен, должен его убить, — недружелюбно напоминает Голос.
— Его… не себя… — нахожу в себе смелость оправдаться.
— Ты должен, должен, должен, — монотонно повторяет Голос, и я уже согласен на все, лишь бы только он меня оставил.
Я сижу на твердой скамье, обитой красным пластиком, и жду вызова, опершись спиной на колючую стену. Один Бог знает, чего мне стоило разыскать этого врача и записаться к нему на прием. Я прекрасно понимаю, что он ничем не поможет, но разве ж можно сидеть, сложа руки, когда все медленно катится к непоправимому? Нужно что-то делать…
Все началось после катастрофы. Как-то уже так получилось, что больше всего там пострадала моя голова. Помню, на первых порах были ужасные боли, умопомрачение, однако после двух удачных, по словам врачей, операций я стал чувствовать себя, казалось, ещё лучше, чем до аварии. И лишь со временем, через несколько недель, неожиданно почувствовал словно бы присутствие в собственной голове чужой, посторонней мысли. Сперва она была какой-то туманной, невыразительной, едва уловимой, и я даже особенно не волновался. Все прояснилось тогда, когда однажды ночью меня впервые посетил Голос: я понял, что должен убить Богдана.
За что, зачем? Этого я не знал. Вроде явная бессмыслица: как можно желать смерти человеку, которого уважаешь, даже любишь? Единственное объяснение — это психическое расстройство. Правда, я долго противился таким мыслям, пока случайно (а, может, и не совсем) не прочитал статью о шизофрении. Боже ж ты мой — раздвоения личности! Значит, я — псих?!!
Сколько всего я передумал, прежде чем решиться пойти к психиатру! Воображение рисовало ужасные картины пожизненного заключения в дурдоме, лечение психотропными препаратами, жизнь в обществе Наполеонов и Юлиев Цезарей! Но что оставалось делать? Как жить после того, как я убью Богдана? И я таки отважился.
