У него были допуск, двухкомнатная квартира, жена, ребенок, должность начальника сектора, степень кандидата наук и черная «Волга», подаренная папой жены, – вот пьедестал, на котором он стоял до 91-го года.
Сначала снесли с постамента Дзержинского. И. не придал этому большого значения, потом дело дошло и до Зеленограда, перестали платить зарплату, папу жены заклеймили как пособника путчистов, поперли на пенсию, и все изменилось, улетело благополучие вместе с десятью тысячами рублей со сберкнижки, суммой огромной, как подушка безопасности в иномарке, о которой он мечтал.
Безопасность бытия закончилась, подушка улетела от него, как в стишке про «Мойдодыра», который очень любила дочка в исполнении папы.
Улетело и общее одеяло, укрывавшее его с женой. Спать с ним она перестала и перешла на диван: он не соответствовал времени перемен, не смог уцепиться за локомотив удачи.
Не стал успешным, не успел, как остальные успевшие.
Через полгода жена стала смотреть на И. как-то тревожно, раз снесла в комиссионку колечки и кулончики, подаренные мамой, потом туда съехали шуба и видео – последний привет из папиного коммунистического рая, и все. А любовь как-то прошла, заблудилась в дебрях ваучерной приватизации, иммунная система, защищающая семейные ценности, наткнулась на вилы разрушенного быта и стекла, как пена остывшей ванны.
И. не сдавался, ходил на работу, хотя там не платили, продолжал что-то делать, заодно что-то пытался продать и купить (красная ртуть, нигерийские долги), устанавливал системы охраны в каких-то офисах, но систематического заработка не было. Он нашел объявление о найме водителя на своей машине и скрепя сердце позвонил.
На следующий день приехал по адресу на улицу Алабяна и встретился с симпатичным армянином, хозяином мастерской рекламных щитов для обменных пунктов, – новый бизнес, востребованный капитализмом.
Договорились обо всем быстро и стали летать по Москве от клиента к клиенту, вывески делали в Болшеве в гараже дальние родственники Вазгена, там же на даче жили его толстая жена Нарине, дочь Карина и сестра Анаша, редкая и высокомерная курва, считающая И. холуем и слугой.
Хозяина И. уважал, жену и дочь возил беспрекословно, а Анашу не переносил; когда она хлопала дверью и просила заехать на тротуар у дверей магазина, он испытывал черную ненависть и желание выбросить ее из машины, но не мог: глаза дочери останавливали, как красный свет на Кутузовском во время пролета кортежа…
