"БЕРЕГ". Мне 5 лет, а до начала войны ― горькой отметины ― оставалось примерно столько. Более сорока лет ― подумать только! ― минуло с той поры, а будто происходит это сейчас, в сию минуту.
...Медленно ползет телега. Отчаянно скрипит колесо, скособоченное о деревянный шкворень; фыркает мерин; оводы впиваются в мокрый лоснившийся круп коняги ― тот, хвостом тщетно пытаясь отогнать летающих насекомых, то и дело останавливается.
В осоке по бокам колеи перламутрела вода, и сверху, наклонившись с телеги, я вижу на дне извивы пиявок, на поверхности воды ― длинноногих насекомых-конькобежцев. Воздух пропитан запахом торфа, ржавой воды, раздавленных лягушек, дегтя, лошадиного пота. Тысячеголосно зудит комарье. Носится оно облаками ― телега, попадая в облако, выбирается, чтобы угодить в следующее, еще более надоедливое и зудное.
― Но! Но! ― покрикивает отец, мерин плетется, не реагируя, понуро.
Брат сидит, свесив за кузов телеги ноги. Штанина у него закатана выше колен, ступни мягко скользят по верхушкам осоки, молодого камыша, ему доставляет удовольствие прикосновение трав ― я думаю, что было именно так, потому что каждый раз, когда по краю дороги навстречу выплывает островок травы, он нарочно опускает ноги, пытаясь дотянуться до травы. Дорога, если таковой можно было считать колею в сажень, не более, пролегала в сазах, уходила в заросли облепихи, терялась в песках.
― И-и-и-с!
― Что это? ― любопытствую я.
― Птица, ― отвечает, не поворачивая голову, отец.
― Чибис, ― уточняет брат.
― Чибис, ― говорит отец, по-прежнему размахивая вожжами. ― Чтоб тебя!
Но вот брат спрыгивает с телеги.
― Пойдем, ― предлагает он мне, ― покажу что-то.
Я перекинул ногу за кузов телеги, собираясь последовать за ним.
― Что заерзали? ― ворчит отец.
― Разомнем ноги.
― Через болото? ― в голосе отца слышится неприкрытое неудовольствие. ― Сидите!
― Разрешите, ― просит брат, ― мы вас встретим вон там,― он показывает на голубевшую вдали облепиховую стену,― заодно кизяков насобираем.
Кизяки ― аргумент неоспоримый, и отец, поколебавшись, разрешает.
Брат бережно опускает меня на землю ― я успеваю оглядеть телегу: на дне лежат топор, вилы, веревка, старинный медный кувшин, наполненный догапом ― коктейлем из кислого молока и воды, сверток с лепешками, и здесь же ― холщовые мешки-капы.
Брат кладет кап на плечо.
А может быть, это было вчера...
Шли мы сазами, ноги тонули в болотной жиже ― кл-ю-ут! кл-юут!
― Не отставай, старайся ступать в след, ― наставлял брат.
