― Ставь живее на весы. Только аккуратнее, полундра... ― приказал другому.
Я заметил: у кладовщика на правой руке не было кисти, поражало, что он чаще действовал именно ущербной рукой. Да как! Ловкости его у весов мог бы позавидовать, пожалуй, и не инвалид. Под рубашкой, ухарски распахнутой, кладовщик носил полосатую тельняшку, дабы погасить сомнения в принадлежности его к морской братии в прошлом и настоящем, и, конечно, сыпал словом "полундра".
― Эй, полундра! ― выкрикивал он тому или иному работнику.
― Не знаю, так ли хорошо воевал ― горланить научился здорово, ― сказал старичок-аксакал, сидевший неподалеку.
― Соли бы, ― послышалось сзади. Обернувшись, я увидел женщину с детьми. Женщина осторожно развязала узелок, разложила еду. На запах невесть откуда прибежала собачонка. Такса замерла, уставившись на платок со снедью.
― И-ди-ить! ― топнула женщина. ― Самим есть нечего.
Собачонка отбежала, вернулась, как ни в чем не бывало, снова уставилась на платок. Женщина, не утерпев, запустила тогда в нее дощечкой ― собачка, визжа, скрылась за ящиками. Прогнав животное, женщина перевела внимание на меня. "Но тебя ведь не прогонишь дощечкой..." ― читалось в ее глазах. Она взяла картофелину, огурец и, поразмыслив, еще и яичко, протянула мне:
― На, бери!
Я отрицательно качнул головой.
― Бери! Бери! Гордый, что ли?
Лицо женщины вытянулось: отказаться от угощения сейчас, в такое время, когда кусок хлеба шел на вес золота?!
Я двинулся по пирсу дальше, прислушиваясь и приглядываясь к новой жизни.
За штабелем пустых ящиков все еще доносился визг таксы. По эту сторону, у весов, орудовал Полундра.
― Куда мимо?! ― кричал он. ― Клади на весы!
К Полундре подошел мужчина, легонько хлопнул по плечу ― Полундра обернулся, произнес:
― А-а, его величество горшечник... Как живы-здоровы? Торговля? Распродал горшки?
Полундра повел скучную беседу с горшечником о перце, лавровых листах...
― Почему не найдется? ― произнес Полундра, продолжая лихо орудовать весами и костяшками счетов.
В сторонке, притулившись к ящикам, старичок мирно разговаривал с моложавым мужчиной в засаленной гимнастерке. Я следил за тем, что происходило на судне и одновременно прислушивался к беседе незнакомых мужчин.
― Отвоевался, сынок? ~ интересовался старичок.
― Так получилось.
― Куда тебя?
― А вот... ― мужчина показал голову, на вмятину в черепе. ― Видите?
Старичок удивился, незлобно выругался.
― В воронке отлеживались... вчетвером, отец... ― охотно начал свой рассказ мужчина. ― Вроде ямы, представляете? Глина, камни, песок... деревья ― все это выворотило взрывом. Так мы с товарищами заползли в воронку. Есть такая примета, отец: в одно место дважды снаряду угодить трудно.
