В городе за ночь сирень расцвела,
Утром чуть дрогнули колокола.
Тени цветов на стене заплелись,
По старой часовне бежали ввысь.
Тени сирени – едва-едва –
Сквозь готики серые кружева.
Пальцы нежданно, сами собой.
Зазвенев от весны, как стекло голубой,
На заборчике мшистом, едва-едва
Начертали без слов слова.
И это осталось: слова без слов.
Только тень. Только отзвук колоколов.
Годы, годы и годы… Черный закат.
Кипа трепанных нот, симфоний, сонат.
В городе дальнем сирень расцвела,
Прошлого дрогнули колокола.
Кто ему дал эту весть, этот знак?
К пыльному вороху желтых бумаг
Он наклоняется… Вот она, вот –
Часовня, весна, сирень у ворот.
Молодость! Сладкая, смутная боль!
В пятнах чернил колокольное «соль».
От серых часовен, От грусти, от готики,
От горечи, гнева, органа, эротики.
Глухое, пустынное имя – Бетховен!
Глухое, как сам он
В молчаньи трагической ночи.
И страшное: мертвые очи
Сквозь саван.
Бетховен!
О бедность, о рваные струны
В рояле всклокоченном,
Сонатою лунной
И страстью дрожащие звезды,
И поздно
В ночи без рассвета,
Безумные слезы
О том, что не слышит,
И нищ, и никем не любим!
Летят гениальные руки
По нервам зазубренных клавиш,
И звуки
Над ним
Всё чище, лазурней и выше…
Одна лишь
Волна приливающей крови
В проклятом
Мозгу, заклейменном недугом.
Потом, запахнувшись халатом,
Сжимая грызущее сердце,
Он пишет Эрцгерцогу:
«Готовый к услугам
Бетховен»…
И долго, униженно просит
Помочь.
А музыку ветер уносит
В горящую звездами ночь.
Такая музыка, такая слава,
Такая вечность! – И такая месть:
Быть только Богом, не имея права
На самое простое счастье здесь.
На теплое плечо (вдвоем сквозь бури!),
На руку милую (о, протяни!).
Пройдут века. В бессмертии лазури
Его сонат рассыпятся огни,
Но ни единой женщине не любы
Его сухие, жаждущие губы.
Легкость и хрусталь Россини –
Соловьи полощут горло,
Плещут дамы в ложе синей
Кружевами, веерами,
И лорнирует Эрцгерцог
Бледный профиль примадонны.
Вена пахнет апельсином.
Крик в партере: «Viva! Viva!»
Альмавива ловит розу.
Истекая желтым воском,
Свечи млеют вдоль карнизов
Над усталым Разумовским,
Задремавшим в ложе синей.
Разумовский! Это вызов
Соловьиному Россини!
А потом вспорхнула Вена,
Прошуршала кружевами,
Унесла рулады скрипок
В серо-бархатную ночь.
Ветер. Снег. Погасли окна.
Гаснут плошки. Мчатся сани.
