После этого все с притворным сокрушением почтили могилу святой Корберы, с должной терпимостью выпили жидковатый кофе монахинь и с удовольствием отведали розового к зеленоватого миндального печенья, хрустевшего на зубах; княгиня осмотрела гардероб; Кончетта с обычной сдержанной добротой побеседовала с монахинями, а князь лично оставил на столе трапезной те десять унций, которые он давал при каждом посещении. У выхода, правда, они застали одного лишь падре Пирроне; когда же тот сказал, что Танкреди ушел домой пешком, вспомнив о срочном письме, которое должен был написать, никто не придал этому особого значения.
Вернувшись в замок, князь поднялся в библиотеку, расположенную в самом центре здания под часами и громоотводом. С большого балкона, защищенного от Зноя, в тени пыльных платанов виднелась обширная площадь Доннафугаты. Стоявшие напротив замка дома выставляли напоказ свои фасады, задорно разукрашенные деревенским архитектором. Эти сельские чудовища из светлого отполированного годами камня, кривясь, выставляли напоказ слишком маленькие для них балкончики; поодаль стояли другие дома, которые стыдливо прикрывались фасадами в имперском стиле; среди них виднелась и обитель дона Калоджеро.
Дон Фабрицио расхаживал по огромной комнате и, проходя мимо окна, то и дело бросал взгляд на площадь. На одной из скамеек, подаренных им мэрии, поджаривались на солнце три старичка; к дереву кто-то привязал четырех мулов; с десяток мальчишек гонялись друг за другом, крича и размахивая деревянными саблями. Под неистовыми лучами солнца эта картина дышала сельским покоем. Но, проходя мимо окна, князь вдруг остановился, заметив фигуру человека совершенно городского типа — по площади шагал худощавый, стройный, превосходно одетый человек. Хорошенько вглядевшись, он узнал Танкреди — хотя тот уже был далеко; чуть опущенные плечи и тонкая талия, плотно обтянутая рединготом. Он успел уже переодеться, сменил коричневый костюм, в котором ездил в монастырь, на темно-синий («цвет моих обольщений», как говаривал сам Танкреди). В руках он держал трость с покрытым эмалью набалдашником (должно быть, ту, на которой изображен единорог — герб Фальконери и под ним девиз Semper purus (Всегда чист)). Он шел крадучись, словно кот, ступал осторожно, как человек, не желающий запылить свои сапоги. В десяти шагах от него следовал лакей, несший разукрашенную цветами корзину с десятком желтоватых розовощеких персиков. Танкреди отстранил рукой забияку мальчишку, осторожно обошел лужу мочи, оставленную мулом, и вскоре очутился у дверей дома Седара.
