– И еще! – орет отец, когда мать выходит за дверь, в последний раз собрав вещи (метнув полную банку пива в уже закрытую дверь и еще одну – в новую цитату над камином). – Кроткие не наследуют землю!
Мама Спенсера, которой так и не удалось рукоположиться, не сдается и доказывает Спенсеру, что все еще верит в чудеса, убеждая его в том, что он рожден для великих свершений. Она утверждает, что вера в чудо лежит в основе христианского мировоззрения, а стало быть – и в основе западной цивилизации, и именно по этой причине она теперь проводит все больше времени в аэропортах, в Манчестере, или Глазго, или Хитроу, пытаясь спасти курдов, или иракцев, или пакистанцев от депортации в забытые богом страны – Турцию, Ирак или Пакистан. Что, по ее мнению, и является миссией, уготованной ей Богом в великой схеме мироздания. Она приглашает Спенсера к участию.
– Ты ведь не хочешь закончить, как твой отец, правда?
Оп. Еще чуть-чуть, и замок телефонного аппарата перестает сопротивляться. Недра телефона открываются, и Спенсер аккуратно, со знанием дела, начинает выстраивать столбики монет на верхней крышке аппарата для немедленного применения. Трубку берет мама Хейзл, поэтому Спенсер представляется Сэмом Картером (однажды он хотел напугать ее – принялся говорить с ирландским акцентом, – и она бросила трубку). Если к телефону подходит ее младшая сестра, он представляется Римским Папой или министром внутренних дел, или кем-нибудь страшным, вроде Энтони Хопкинса. Олив радуется таким шуткам Спенсера и давно к ним привыкла. Отец Хейзл к телефону не подходит никогда.
В ожидании Хейзл, Спенсер заталкивает в аппарат еще несколько монет. Сегодня он хочет рассказать Хейзл о своем брате Филиппе: его жена Элисон этим утром родила девочку. Они решили назвать ее Рэйчел, и Спенсер никак не может оправиться от шока, в который его повергла глупость собственного брата. У него спокойный брак, скучная, но надежная работа в «Компьютич Интернэшнл», или в банке «Клайсдэйл», или в Комиссии по равным возможностям найма. Какого черта теперь искушать богов и называть дочь Рэйчел? Спенсер, конечно, не собирается называть ее по имени, и намеревается звать ее иначе, хотя вообще-то он мог бы обсудить это с Хейзл более подробно, если бы Хейзл знала, что его сестра Рэйчел умерла.
Когда Хейзл спрашивает Спенсера его о семье, Спенсер всегда отвечает, что у него все хорошо. Что его сестра, спортсменка, тоже отлично себя чувствует, после чего меняет тему разговора. Теперь он не знает, как объяснить все это Хейзл и не выставить себя легкомысленным идиотом.
