– Продолжай, – произносит она, медленно пережевывая жвачку, – что дальше?
– Я думал, может, ты – это она, – вежливо продолжает Спенсер, не теряя надежды, в отчаянии, по инерции произнося заученные слова.
– Боюсь, нет. Думаю, тебе стоит поискать ее в Олимпийской сборной по плаванию.
Еще один приступ хихиканья, и вдруг, черт возьми, эти дуры принимаются ржать, как лошади, давиться от смеха, как единый организм, что питается замешательством, смущением и неловкостью пятнадцатилетних школьников. Несмотря на то, что Спенсеру недвусмысленно дали понять, какое место он занимает в этой биологической цепочке, ему, как и всем мальчикам его возраста, свойственна устойчивость к внешним воздействиям. Он сможет выдержать и не такие удары судьбы, в конце концов, чем он хуже брата? Филипп смог, и он сможет – тем более, что брат окончательно доказал, что занимается сексом со своей плюшкой Элисон, хотя бы потому, что та беременна. Должна родиться девочка, и это может произойти со дня на день. И тут Спенсер с некоторым дискомфортом замечает, что русская девушка все еще наблюдает за ним. Он отворачивается и собирается с духом для третьей и последней атаки на Луизу, Марианну или Линн. Он говорит: привет, это снова я, известно ли вам, что при смерти перед глазами проносится вся жизнь человека от первого дня до последнего?
– Перед или после?
– Нет. То есть, важные моменты человеческой жизни проносятся перед глазами перед смертью.
– Ну и что?
– Ну вот, если я сейчас умру, ты всегда будешь носиться у меня перед глазами.
Он выжидающе смотрит на нее. Она качает головой. Неужели сработало? Она уходит. Не сработало.
Спенсер остается стоять на месте, растоптанный и униженный, выброшенный холодными волнами на безлюдный морской берег. Но еще не вечер, потому что свой последний монолог он приберег как раз для такого случая. Он мог бы попробовать заговорить с ними по-человечески, как все. Он мог бы рассказать им о своей матери и о том, как она хочет стать священником Англиканской Церкви. Он может рассказать о том, как она ездила, правда безуспешно, к Епископу Бирмингемскому и к настоятелю церкви в Брайд-Вэлли, и к заместителю капеллана в тюрьму в Белмарше, и даже, видимо, в припадке отчаянного оптимизма – к главному внештатному викарию в приход Св. Освальда.
Но даже если все это правда, особенно рассчитывать на такой монолог не стоит. Именно потому, что это правда.
Мальчик из младшего класса спрашивает Спенсера, не хочет ли тот быть запечатлен на карикатуре оригинального исполнения? Спенсер отказывается по причине отсутствия денег, а также из боязни быть выставленным в образе похотливого юнца с глазами навыкате и вывалившимся от напряжения языком. Кто-то похлопывает его по плечу. Предвкушая неприятный диалог с проклятым карикатуристом, Спенсер оборачивается и видит русскую девушку, ее огромный рот и ярко-красные губы. Она улыбается своими ровными крупными зубами.
