Дамаск | страница 23
– Все из-за прошлой ночи? – спросила она, внезапно испугавшись, что переспав с ним, она все испортила. – Я думала, нам было хорошо.
Ведь правда?
Спенсер моргнул и на мгновенье закрыл глаза. Открыв их, указательным пальцем еще немного сдунул красный шар, сначала в одну сторону, потом в другую.
– Что не так?
– Я не знаю, извини. Наверное, у меня шок.
– Почему?
– Не думал, что это может произойти так быстро.
– Но произошло ведь. Вот мы вместе.
– Хейзл, ты веришь в Дамаск?
Первый раз, стоя по другую сторону бильярдного стола, он посмотрел прямо на нее. Чистые карие глаза, очень красивые. Мог бы делать это почаще.
– Я не понимаю, о чем ты.
Спенсер имел ввиду следующее: его интересовало, верит ли она в существование того единственного мгновения, которое способно все изменить? Но ему хотелось объяснить ей это, по возможности, наиболее точно. Верит ли она в гром среди ясного неба? Происходят ли в жизни события, после которых все будет уже по-другому, уже не так? Могут ли люди полностью изменить образ жизни и мысли, без всяких предпосылок, заснув одним и проснувшись другим человеком? Существуют ли избранные для подобного озарения? Существуют ли чудеса? Ну правда, посмотри. Посылает ли Бог людям знамения, указывающие, что делать дальше?
– Ты хочешь, чтобы я ушла, да?
– Нет, – сказал Спенсер, – вовсе нет.
– Нет хочешь.
– Я не хочу, чтобы ты уходила. Просто мне самому надо идти. И я правда очень хочу, чтобы ты была здесь, когда я вернусь.
Ребром ладони Спенсер начал стирать нарисованное на кафеле. Хейзл обошла вокруг стола, положила руки ему на плечи и поцеловала его в ухо.
– Почему ты меня поцеловала?
– Понятия не имею, – сказала Хейзл, – может, сегодня твой день рождения?
3
История, в известном смысле, есть совокупность изменений, которые происходят с нами. Размышляя над очевидным, мы, тем не менее, в равной степени подвержены как творческому озарению, так и бесплодной депрессии.
«Таймс», 1/11/93
1/11/93 понедельник 08:24
Только вам покажется, что начало что-то получаться, как – бам – жизнь может круто измениться. Спенсер просто не мог не пойти и не найти какую-то бабу.
Уильям стоял прямо перед входной дверью. Он расправил подтяжки и проверил пуговицы на брюках. Набрал в легкие побольше воздуха. Нужно только открыть дверь и шагнуть на улицу. Хуже от этого не будет. Последний и предпоследний разы уличное движение было особенно оживленным, бессовестный рабочий красил забор жутко вонючей краской, отравившей Уильяму существование, повысившей давление; в итоге от его решимости не осталось и следа. От этих едких красок никуда не деться. Об этом и в газетах часто пишут.