Однако славяне, старые хозяева той территории, которою теперь таким образом распоряжались немцы, не подверглись ни поголовному изгнанию, ни обращению в рабство. Некоторые из них были допущены в состав бранденбургских горожан и дворян, что дает повод немецким историкам говорить о большой гуманности в отношениях победителей к побежденным. С другой стороны, нередко случалось, что колонисты занимали свободные места, не причиняя никому ущерба. Но чаще всего они сталкивались с прежними владельцами, которые должны были уступить им место. Читая документы, мы видим, как множество славянских названий деревень мало-помалу искажаются на немецкий лад или же просто переходят в немецкие.
Антипатия между обеими расами надолго пережила их борьбу: для немцев слово «венд» было синонимом негодяя; у них существовало выражение: unehrliche und wendische Leute. Сожительство с победителями было несносно для побежденных; немецкие корпорации были для них закрыты, и очень правдоподобно, что в городах им предписывалось жить в особых кварталах. Немудрено, что славянам хотелось быть подальше от такого плохого соседства. Они стали уходить в маленькие деревушки, называвшиеся на их языке кицинами; это слово, обозначавшее собственно один из рыболовных снарядов, современники передают по латыни через «villa slavicalis». То были жалкие поселки, без пахотной земли, жители которых не имели других средств к существованию, кроме рыбной ловли; их обитатели были так бедны, что их сеньор, маркграф, требовал с них в виде дани всего несколько миног ко дню Рождества. Один немецкий писатель объясняет образ жизни население этих деревень приписываемой им славянам страстью к рыбе и к удовольствиям рыбной ловли; на деле этого нельзя объяснить ничем, кроме суровости германской колонизации. Колонист так хорошо повел свое дело, что воспоминание о славянском происхождении народонаселение живет в Бранденбурге только для ученых в исследуемых ими именах городов, деревень и рек. Язык, на котором не дозволено было говорить в судах победителей, исчез; все, что могло напоминать о старой религии вендов, жестоко преследовалось духовенством. Многие местные суеверия, существующие и поныне, долго считались относящимися к эпохе, предшествовавшей завоеванию; но теперь доказано, что они чисто германского происхождение. Бранденбургские сказки говорят еще в наши дни о Водане, о Фрее и об охотнике Гакельберге; но у домашнего очага нет уже места для славянских богов, как Радегаст, бог гостеприимства и доброго совета, или Святовит, бог священного света. А между тем воспоминание о баюкавших его детство сказках дольше всего хранится в памяти как отдельного человека, так и целого народа: оно исчезает только с их смертью.
