Завоевания всей Европы монголы не планировали. Такой вывод исследователи делают на основании списка покоренных монголами народов, приведенного в «Сокровенном сказании»: хотя монгольская хроника, как считается, была составлена около 1240 г., в этот список включен, в частности, «багдадский народ» (хотя Багдад был завоеван только в 1258 г.), тогда как европейские страны в нем отсутствуют [Козин 1941, § 274; Никитин 2003, с. 241].
Кроме того, столь продолжительное нахождение вдали от родных степей не могло не сказаться на боевом духе монгольских войск. Иоанн Плано Карпини сообщает, что «татары возымели такой страх, что попытались бежать. Но Бату, обнажив меч пред лицом их, воспротивился им, говоря: „Не бегите, так как если вы побежите, то никто не ускользнет, и если мы должны умереть, то лучше умрем все, так как сбудется то, что предсказал Чингисхан, что мы должны быть убиты; и если теперь пришло время для этого, то лучше потерпим". И таким образом, они воодушевились, остались и разорили Венгрию» [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 51].
Слова, приписываемые братом Иоанном Бату, по мнению современных исследователей, перекликаются с легендарным пророчеством Чингис-хана о грядущей гибели монголов, являвшимся, в свою очередь, сюжетом так называемого «Романа о Чингис-хане» [Юрченко 2002а, с. 328-330]. Между тем сам обычай ободрения войск перед битвой был ироко распространен у степных (и не только) народов. Например, в монгольском эпосе «Гесер-хан» Шумир, предводитель войск Гесера, обращается к воинам: «Подходящее Ойско Цаган-герту-хана похоже на закипающее молоко: пусть же мой Цзаса будет тем, кто помешивает ковшом, заводя его в самую середину! Приближение войска Шара-герту-хана похоже на занимающийся пожар; пусть же я, Шумир, буду пожарным! А подступ войска Хара-герту-хана похож на возникающее наводнение; будь же ты, мой Нанцон, человеком, сводящим его на нет, рассасывая воду канала. Что же, в атаку? Дружно ударим втроем на трех ханов!» Гесер 1995, с. 198-199]. В «Сборнике летописей» приведены слова Тулуя, обращенные к войску перед сражением с китайцами: «Теперь время сражения и пора славы и чести. Нужно быть храбрыми» [Рашид ад-Дин 1960, с. 23-24]. Поэтому можно усомниться в содержании слов, приписываемых брату братом Иоанном, но не в самом факте их произнесения. По мере продвижения монгольских войск в глубь Европы необходимость ободрять своих воинов возникала у предводителя похода все чаще: не случайно францисканец обращает внимание на этот, казалось бы, незначительный эпизод. Вероятно, принимая решение о дальнейших действиях весной года воды-тигра (1242), Бату учитывал настроения воих подчиненных, стремившихся вернуться в родные степи. Понимая, что Венгрию ему не удержать даже с помощью переселенных туда тюрок и русских, он увел оттуда всех своих людей. Фома Сплитский рассказывает: «И тут жестокий истязатель приказал собрать вместе всех пленных, которых он привел из Венгрии, — великое множество мужчин, женщин, мальчиков и девочек — и распорядился всех их согнать на одну равнину. И когда все они были согнаны, как стадо овец, он, послав палачей, повелел всем им отрубить головы. Тогда раздались страшные крики и рыдания и, казалось, вся земля содрогнулась от вопля умирающих. Все они остались лежать на этой равнине, как валяются обычно разбросанные по полю снопы. И чтобы кому-нибудь не показалось, что эта лютая резня была совершена из жадности к добыче, они не сняли с них одежд, и все полчище смертоносного народа, разместившись в палатках, стало в соседстве с убитыми в бурном веселье пировать, водить хороводы и с громким хохотом резвиться, будто они совершили какое-то благое дело» [Фома Сплитский 1997, с. 117-118]. Вероятно, Бату принял такие жестокие меры, чтобы перед своим уходом внушить венграм страх и предупредить их возможные враждебные действия против отступающих монголов.
