Тех, кто
“не хотел добром отвечать”, пытали. Штаден описывает, как он грабил одну усадьбу:
“Наверху меня встретила княгиня, хотевшая броситься мне в ноги. Но, испугавшись моего грозного вида, она бросилась назад в палаты. Я же всадил ей топор в спину, и она упала на порог. А я перешагнул через труп и познакомился с их девичьей”.
В другом же месте, в одном из посадов Штаден, по его словам, “не обижал никого. Я отдыхал”. Свой рассказ опричник завершает хвастливой фразой: “Когда я выехал с великим князем, у меня была одна лошадь, вернулся же я с 49-ью, из них 22 были запряжены в сани, полные всякого добра”.
Участие в походе на Новгород принесло Штадену не только обогащение:
“Тогда-то великий князь и сказал мне: «Отныне ты будешь называться - Андрей Володимирович». Частица «-вич» означает благородный титул... В этой стране всякий иноземец занимает лучшее место, если он в течение известного времени умеет держать себя согласно с местными обычаями”.
Тот же Штаден пишет, что опричники вывозили крестьян из вотчин и поместий земских “насильством и не по сроку”, то есть не в Юрьев день (26 ноября), когда крестьяне имели право менять своих владельцев. Естественно, такие вывозы должны были в первую очередь происходить из Новгородской земли. У нас есть тому и документальное подтверждение. Сохранились описания разоренных сел и деревень Новгородской земли. Там можно, например, прочитать, что крестьян из одного села вывезли люди Демида Ивановича Черемисинова. А это был опричник, который приезжал в Новгород за награбленной казной.
Новгородский погром произвел страшное впечатление на всю страну. Нет ни одного летописца,[6] хотя бы самого краткого, где не было бы записи под 1570 годом о том, что “царь и великий князь громил Великий Новгород”. Даже в XVIII веке в Новгороде продолжали переписывать повесть “О приходе царя и великаго князя Иоанна Васильевича всея России самодержца, како казнил Великий Новъград, еже оприщина и розгром именуется”.
Из Новгорода царь Иван проследовал в Псков. Там такого, как в Новгороде, погрома не было. Были, разумеется, казни (как же Ивану Грозному без казней-то обойтись?), погибло, возможно, несколько десятков человек.
Среди жертв были игумен Псково-Печерского монастыря Корнилий и келарь Вассиан Муромцев. Они были действительно одиозными для царя фигурами. Корнилий был создателем летописного свода, в котором оплакивал падение независимости Пскова в 1510 году. Вассиан Муромцев был дружен с Курбским, ему князь писал незадолго до своего побега. В Пскове опричники ограбили монастыри и многих горожан. Но пробыл здесь царь недолго. Говорят, что местный юродивый Никола напугал Грозного пророчеством, что ждут его великие несчастья, если он не оставит Псков в покое. Как провозвестник этих грядущих бед внезапно пал царский конь.
