Во второй половине XIX века набирает силу уже не дворянская, а буржуазная историческая наука.
Историки так называемой "государственной школы" подошли к оценке царствования Ивана IV по-новому. Эти ученые изучали уже не столько события, сколько явления, стремились не только ярко описывать прошлое и находить в нем хорошие и дурные примеры, а познавать причины явлений, вскрывать закономерности хода истории. Историк этого типа как бы вонзал в живую ткань истории хирургический скальпель холодного анализа. Для своего времени такой подход был необходим, он помогал преодолеть царивший в истории произвольный психологизм, сделать историю наукой.
Самым ярким ученым этой школы был великий русский историк Сергей Михайлович Соловьев (1820-1879). По его представлениям, в ходе исторического развития России шла постепенная смена начал "родовых" новыми, "государственными". В этом, как полагал Соловьев, и состоял прогресс истории. Соловьев считал, что при всех жестокостях царя Ивана его деятельность была шагом вперед, к победе "государственных" начал.
Но если Соловьев резко и недвусмысленно говорил о казнях невинных людей, писал, что "не произнесет историк слово оправдания такому человеку", то многие последующие историки (например, выдающийся ученый конца XIX - начала XX века С. Ф. Платонов), за исключением, пожалуй, Василия Осиповича Ключевского, порой как бы даже бравировали своей свободой от эмоциональных и моральных оценок прошлого. Всякое привлечение в историю нравственных критериев почиталось ненаучным. Распространилось бытующее и сегодня мнение, что задача историка в том, чтобы не судить, а лишь понять людей минувших веков.
Такая позиция, на мой взгляд, противоречит самой сути истории, превращает ее в социологию прошлого, науку не о людях, а об абстрактных схемах.
Вероятно, наши человеческое достоинство и нравственное чувство были бы оскорблены, узнай мы, что через четыре века историк будет пытаться лишь "понять" гитлеровцев, не осуждая их преступлений. Так вправе ли мы отказывать в справедливости тем, кто жил и страдал за четыре века до нас? Говорят, что историю надо писать без гнева и страсти, "sine ira et studio", по выражению древних римлян. Берут даже себе в союзники Пушкина: "Добру и злу внимая равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева", забывая, что у Пушкина эти слова произносит не летописец Пимен, а Григорий Отрепьев. А летописец-то как раз не равнодушен, он описывает для потомков
