— Откель следуете?
— Из Весеннего.
— С какой целью?
— По торговым делам.
— По тор–говым… — повторил постовой. — И сам, конечно же, купец честной. А чем торг ведешь, а, купчина?
— По–разному, — отозвался мотоциклист. — В основном цветными металлами.
— Чем–чем?
— Свинцом и цинком.
— Пулями, что ль?
— Пулями, — подтвердил «ковбой». — Вразвес.
— Мелкой розницей, выходит, — хмыкнул старшой. — И как идет торговлишка–то?
— Хорошо.
— Хорошо?
— Да. У меня очень выгодные условия.
Пожалуй, больше всего постовому не нравилось, что тон речи незнакомца все время оставался один и тот же: спокойно–равнодушный. Так обычно говорят, когда не интересен ни сам разговор, ни его, разговора, результат.
Он завершил обход мотоцикла и остановился напротив незнакомца.
— Короче… багажу, я погляжу, у тебя немного… так что три «семерки» за въезд, и добро пожаловать в Половинку.
Мотоциклист кивнул и, по–прежнему не оглядываясь, левой рукой выдернул из кармашка багажной сумки картечную «двадцатку».
— Вот.
Старшой привычным движением катнул патрон по ладони, подкинул, оценивая вес. Вес был правильный… ну да ковбой и не был похож на любителя отсыпать картечину–другую или заменить порох песком. Такие, как он, по мелочам не выгадывают.
— Сдачу «семерками» али «пятерками»? — спросил он.
— Сдачи не надо.
Жест был не из дешевых. Подобную щедрость и впрямь мог проявить купчик средней руки, владелец двух–трех телег или грузовичка с набитым кузовом. Однако взгляд, которым старшой постовой сопроводил въезжающий в поселок чоппер, вряд ли кто–либо решился б назвать дружелюбным.
Смотрел старшой долго, даже не пытаясь заслониться ладонью от палящего послеполуденного солнца, и лишь когда черный мотоцикл исчез за поселковыми воротами, очнулся и торопливо нырнул под спасительную сень тента.
— Не нравится мне этот ковбой, — промолвил он, тяжело облокачиваясь на стол. — Ох, не по нраву. Звякну–ка я в участок.
— Мне он тож не глянулся, — сообщил пулеметчик. — Скользкий… чисто рыба. А учинит чего, так сразу кипеж пойдет: кто, мол, пропустил. Ну а попробуй такого не пропусти! — перегнувшись, Колян зло сплюнул. — Повезло, неча сказать!
— Повезло, — без тени шутки подтвердил третий постовой. — Знаешь почему? Дырками лишними никто не обзавелся. Митрофаныч, ты че, в самом деле не допер, кто это был?
И он назвал прозвище, от которого уже поднятая было Митрофанычем трубка с жалобным «бдзин–нь» упала обратно на рычаг.
— Епыть! — ошарашенно выдохнул Колян. — А я–то думал, брешут западники. Мол, слухи все… как это… миф!
