ГЛАВА 24
О ГОРОДЕ, КОТОРЫЙ НЕ СПИТ, но много танцует. Глава кончится сценой, доказывающей, что НЕ НУЖНО ДЕРЖАТЬ ПИСЕМ НА СТОЛЕ
Трижды восемь.
Двадцать четыре часа не спать. И завтра двадцать четыре часа.
Никогда еще не богатели так быстро в Лондоне.
Лондон богател в три раза быстрей обыкновенного.
Город был набит сверкающими лампами. Арки под мостами, глухие углы парков, закоулки дворов, промежутки между штабелями товара в портах — все было залито светом.
На перекрестках двадцать четыре часа в сутки играли оркестры.
Джаз-банд гремел, негры-оркестранты выли, подпевая.
Два фунта чая и бальные башмаки каждую неделю выдавались бесплатно.
Пейте чай, работайте и танцуйте.
Лондон танцевал истерично.
Танцевали клерки от часа до трех, в то время, когда нужно было завтракать, танцевали после шести, после двенадцати, на крышах домов, на пароходах. Поезда должны были иногда останавливаться, чтобы не раздавить танцующие на полотне железной дороги пары.
Трижды восемь — двадцать четыре.
Двадцать четыре часа лондонцы видели друг друга. Никогда не было такого количества разводов и браков. Люди влюблялись, чтобы заполнить пустоты двадцати четырех часов.
Было столько браков и столько разводов, что женщины и мужчины Лондона были — как все время тасуемая колода карт.
Двадцать четыре часа в сутки лгали газеты.
«Сопротивление красных сломлено, — говорили они. — Победа. 60 побед в час и 24 триумфа в сутки».
Газеты писали очень много о том, как счастливы сейчас люди, жизнь которых стала длиннее на одну треть, о гениальности профессора Монда, о том, что Тарзан работает с ним и подает надежды стать крупным химиком.
Но слово «сон» не упоминалось нигде. Оно было запрещено цензурой.
Переиздавая старую литературу, его заменяли выражением «обморочное состояние» или «временная смерть».
Было запрещено спать всем, даже грудным ребятам, так как сон задерживал их развитие.
Англия, освещенная электричеством от алтарей собора до дна шахты, гнала от себя мысль о сне.
Но никогда так не ссорились люди на улицах, никогда не было столько драк на перекрестках, криков в доме, скандалов в парламенте, как в это время.
И никогда не было столько самоубийств.
Бросались в Темзу, травились светильным газом. Ложились под трамваи, вешались на подтяжках, пили настой из спичек… Над клеткой тигра в зоологическом саду пришлось сделать сетку, так как каждый день к нему прыгали люди, желающие умереть. Люди пытались протиснуться между прутьев клеток, бросались к зверям, умоляя о смерти. Даже хищники были испуганы; они уже не убивали взволнованных клерков, врывающихся к ним, а, забившись в угол, день и ночь выли над потрясенным городом, который не спал.
