Оглядываясь вокруг и находя (или воображая) все новые поводы для удивления, Питер зашагал по тротуару, чтобы без дальнейших проволочек добраться домой.
Но приключения этой ночи еще не окончились. Питер был уже невдалеке от угла короткой улочки, что вела к церкви, и только тут на глаза ему попался офицер в знакомой уже униформе, шагавший в нескольких ярдах впереди.
Офицер, со шпагой на боку, шел легкой походкой, слегка покачиваясь, и не поднимал глаз от тротуара, погруженный, казалось, в размышления.
То, что офицер, судя по всему, его не замечал и делиться своими мыслями не собирался, ободрило Питера. В дополнение к этому да благоволит читатель вспомнить, что наш герой до начала приключения успел принять в себя quantum sufficit[1] доброго пунша, а следовательно, сделался недоступен малодушным страхам, каковым поддался бы, вероятно, в более трезвом состоянии ума.
В подогретой спиртным фантазии Питера, пока он следовал за беззаботно прогуливающимся офицером, вновь всплыла идея французского вторжения.
«Я буду не я, если не спрошу его, в чем дело, — сказал себе Питер, внезапно ускорив шаги. — Хочет — может отвечать, не хочет — нет, но обижаться ему не с чего».
Осмелев от этой мысли, Питер кашлянул и начал:
— Капитан! Прошу прощения, капитан, но не соблаговолите ли вы, если будет угодно вашей чести, просветить невежественного человека; с позволения вашей чести, я хотел бы узнать: не француз ли вы?
Задавая этот вопрос, Питер не подумал, что, коль скоро его предположение справедливо, тот, к кому он обращался, не разберет ни слова. Его вопрос тем не менее был понят — офицер ответил по-английски; одновременно он замедлил шаги и чуть посторонился, как бы освобождая место рядом с собой на тротуаре.
— Нет, я ирландец, — ответил офицер.
— Покорно благодарю вашу честь, — произнес Питер, подходя ближе (любезность офицера, оказавшегося к тому же его соотечественником, придала Питеру смелости). — Но, быть может, вы состоите на службе у короля Франции?
— Я служу тому же суверену, что и вы, — ответил тот с печальной многозначительностью (которой Питер тогда не понял) и, в свою очередь, задал вопрос: — Но что привело вас сюда в это время дня?
— Дня, ваша честь?.. Ночи, вы хотели сказать.
— Мы всегда превращали ночь в день и теперь продолжаем поступать так же, — отозвался военный. — Но не важно, идемте ко мне домой, у меня есть для вас поручение, если вы не прочь без труда заработать деньжат. Я живу вот здесь.
