Мне было тогда около четырнадцати, дело происходило приблизительно через год после случая на лугу, и мы в ту ночь ожидали моего отца, который должен был вернуться с ярмарки в Киллало. Мать не ложилась, готовясь его встретить, а я составил ей компанию, потому что ничего так не любил, как подобные ночные бдения. Мои братья и сестры, а также все работники, кроме тех, кто гнал с ярмарки скот, уже уснули. Мы с матушкой сидели в углу у очага, болтали и приглядывали за отцовским ужином, который грелся над огнем. Мы знали, что отец вернется раньше, чем работники с коровами: он был верхом и собирался (как он нам сказал) убедиться только, что у них все в порядке, а потом их обогнать.
Наконец мы услышали батюшкин голос и удары в дверь тяжелого кнута, и мать отворила. Ни разу в жизни я не видел своего отца пьяным — чего не может сказать о себе большинство моих сверстников в здешних краях. Но он мог иногда пропустить стаканчик-другой виски и с ярмарки возвращался обычно разрумянившийся, в приподнятом настроении.
В тот раз он был бледен, печален и глядел уныло. Он вошел, держа в руках седло и уздечку, бросил их к стене, обнял жену и нежно ее поцеловал.
«С возвращением, Михал», — произнесла она, отвечая ему сердечным поцелуем.
«Господи тебя благослови, душа моя, — проговорил отец и снова сжал ее в объятиях, а потом, заметив, что я ревниво дергаю его за руку, повернулся ко мне. Я был мал и легок для своего возраста; отец приподнял меня, поцеловал и, не выпуская из рук, сказал матери: — Задвинь-ка засов».
Мать закрыла засов, а отец очень уныло опустил меня на пол, подошел к очагу, сел и вытянул ноги поближе к горящему торфу, а руки сложил на коленях.
«Не засыпай, Мик, дорогой, — произнесла матушка, начиная тревожиться, — расскажи мне, как продались коровы, и все ли на ярмарке прошло удачно, и не повздорил ли ты с лендлордом, и что за тяжесть у тебя на сердце, Мик, золото мое?»
«Ничего такого, Молли. Коровы продались хорошо, с лендлордом мы не ссорились, и все шло ладно. Жаловаться не на что».
«Ну раз так, Мики, то ешь ужин, пока он горячий, и расскажи нам, что новенького».
«Я уж накушался по пути, Молли, и теперь мне ни крошки больше не проглотить», — отозвался отец.
«Так ты поужинал в дороге, зная, что в доме готова еда и жена ждет тебя, не ложится!» — вскричала матушка с упреком.
«Ты меня не поняла, — сказал отец. — Со мной приключилось такое, что мне теперь кусок в горло не полезет; не стану темнить, Молли, ведь может обернуться так, что я недолго здесь пробуду и лучше уж я расскажу тебе все как есть. Я видел белую кошку».
