— Это каких же?
— Патологических уродцев, порожденных брачными играми невежества с гиперпространством. Своим сарказмом вы будто бы помогаете им подготовить опустошительный набег на интеллект. Сами-то вы во что верите?
— В шок. В гиперболу. В гиперчлен. В гиперкомикс. Если хотите — в наточенный кровью топор палача.
Суворов едва удержался, чтоб не рассмеяться. Расьоль понял и покраснел. Соперник вырос по вертикали лицом, изображая свое удивление, и спросил:
— И кто же, простите, судья? Кто ответствен за приговор?
— Да сама же толпа! Все гнусное сборище пришедших поглазеть на казнь. Они развлекаются, аплодируют и гогочут, пока не понимают вдруг, что на плаху положена их голова.
— А вы ее тут и отрубите?
— Если успею. Только я ведь могу не успеть. Спросите у Кафки…
Поперхнувшись воздушным комком, Суворов закашлялся и замахал на Расьоля рукой. Потом просипел возмущенно:
— Кафка-то здесь при чем! Побойтесь Бога.
Француз времени зря не терял: пока Суворов тужился выжить, он сварганил из дужек оправы лупоглазое насекомое и пополз им к середке стола:
— Все мы родом из его «Превращения». Стервец наверняка это чувствовал, потому и со смеху подыхал, когда зачитывал приятелям свои новеллы. Насмеявшись же, благополучно преставился, бросив нас наедине со своими жуками, ножами в груди и машинами пыток.
— Только ведь с той поры больше никто не смеялся… — Суворов выставил блюдце препятствием перед жуком.
Насекомое взвилось на лапы:
— И к чему это нас привело спустя десять лет? К баварским пивнушкам, где его австрийский земляк призывал изжарить евреев? Кстати, сами-то вы не еврей?
— Нет.
— Странно. Русский писатель — и даже совсем не еврей, — жук задрал лапки кверху, сдаваясь, и соскользнул со стола.
— Что за бред?
— Бросьте! Я тоже читал ваш роман. Правда, только дебютный. Писано так, будто вокруг вас евреев отродясь не водилось. Подозрительно. Совсем не по-русски.
— Вы к тому же и антисемит?
— Только самую чуть. Да и то лишь тогда, когда устаю быть борцом с юдофобами. У меня самого мать еврейка.
— Я не могу похвастать и этим.
Расьоль водрузил очки на нос и, задержав ладонь у надбровья, прирастил козырек — впередсмотрящий фрегата, предвкушающий стычку с пиратской шпаной:
— Кто же вы? Я знаю, что Суворов — ваш псевдоним.
— Скажем так: для вас «я — это другой»…
— Ага, цитируете Рембо. И не стыдно такому детине, как вы, укрываться за тощей спиной подростка?
— У этой спины гигантская тень. Нам с вами в ней уместиться — раз плюнуть.
