Германия при этом с удовольствием сохранила свой "юнкерский ландтаг", Италия-"папство", Англия – "палату лордов" и "майорат", Франция – сперва "коммуну", а потом "умеренную республику" президентами которой, с 1935 по 1968 год, были деятели с разными громкими именами, между которыми Порошин насчитал пять Гамбетт и двенадцать Ротшильдов. По прекращении "династии Гамбеттидов" (так и выразился календарь), Франция большею частью состояла под местным верховным владычеством президентов – евреев из банкирского дома Ротшильдов. Перенесясь в 1968 г., Порошин, следовательно, застал французов под управлением Ротшильда XИИ. Евреи-адмиралы в это время командовали французским флотом в океанах, евреи-фельдмаршалы охраняли, во имя китайского повелителя, французские границы, и евреи-министры, с президентом в пейсах и ермолке, встречали правящего Европой Богдыхана, Ца-о-дзы, при недавнем триумфальном посещении последним Парижа, отчего и до сих пор, вторую неделю, парижские улицы и дома были увешаны флагами.
Французская республика, с поры окончательной победы жителей Небесной империи, мирно и дружно ужилась с китайским богдыханством. Прежде у французов империя чередовалась с республикой. Теперь у них разом и рядом, к общему удовольствию, были и та, и другая.
– "Вот почему на монетах, данных мне армянином, – догадался Порошин: – с одной стороны вычеканены "Liberte, egalite, fraternite" – и надпись "Французская Республика", а с другой стороны – внушительная китайская бамбуковая палка".
Вышел Порошин из книжной лавки при вечернем освещении. Улицы и площади Парижа горели яркими, как дневной свет, электрическими солнцами. Проголодавшись, он зашел в громадный ресторан с надписью "Столица мира Пекин", где вся прислуга была одета китайцами. Он потребовал себе модных блюд; ему подали жареного фазана и рисовой каши, которые он торопился есть, чтобы не опоздать в театр. Но он заметил, что другие посетители "Пекина", между едой, брали со стола какие-то трубочки и подносили их к ушам. Он осведомился у гарсона, – что это? Ему ответили: "телефон".
– Да в чем же дело, не понимаю? (Тогда, в 1868 г., еще не знали этого изобретения). Ему объяснили, что каждая из трубочек, лежащих на столе, была соединена проволокой с различными театрами, – оперой, водевилем, концертною залой, – и что за небольшую, особую плату посетитель может, кушая, в то же время следить за любой парижской и даже более отдаленной сценой.
