— А вот скажи, отчего она замуж не выйдет никак? Или уже побывала?
— Ну ты спросил! — Удивился доктор, — я что, у нее в подружках? Кажется, она была замужем. А что сейчас, не знаю.
Максаков снова обратился к Леонидычу:
— Доктор, — он показал на Кабанова, — инфаркты лечит, мастер. Но я тебе скажу, его медсестры одним своим присутствием заставляют себя почувствовать мужиком и захотеть жить! Вот что важно! — он снова повернулся к Виталию Васильевичу, — А ты помнишь попика? Ну, священник со мной лежал? Как его? — он пощелкал пальцами, — Отец Владимир! Он тоже Мариночку без внимания не оставлял.
Кабанов вспомнил. Тогда прошлогодней зимой и Максаков, и отец Владимир, в миру Свешников Владимир Матвеевич, поступили в один день. Кажется, днем, к обеду привезли полковника, а под утро, к концу дежурства, поступил Свешников после всенощной службы в храме. Священнику повезло. Относительно, конечно. Инфаркта заработать он не успел, но несмотря, что нет еще и пятидесяти заработал, или как он сам, шутя говорил — "заслужил", пока только приличный приступ стенокардии, но все, как говорится, впереди! Если, конечно, не лечить.
Доктор Наф-Наф отнаблюдав обоих положенные сутки, положил их в одной двухместной палате рядом с инфарктным блоком. Кабанов дежурил через три ночи на четвертую, и вот они — милиционер и священник часиков в десять с коробками конфет, печеньем и бутербродами, пробирались в ординаторскую к Кабанову, заваривали чай и вели умные беседы до полуночи. В двенадцать Кабанов выгонял обоих спать. Умным людям интересно общаться друг с другом, особенно таким разным. Спокойный, порой немного унылый Виталий Васильевич, рассудительный отец Владимир и взрывной и шумный Максаков, прошедший все ступенечки ментовской карьеры от участкового до начальника УБЭП. Они были друг другу интересны.
Однажды Кабанов, использовав прием Атоса, подставил вместо себя некоего мифического друга или знакомого, рассказав собеседникам о своей проблеме, что мучила его не один год и лишь недавно стала потихоньку отпускать. Полковник милиции и священник слушали внимательно, не перебивая, Виталий Васильевич же сбиваясь и путаясь, запинаясь и подбирая слова, постоянно выдавая себя, рассказал о наказании, что испытывал "его знакомый коллега". Максаков хлопнул ладошками по коленям и сказал:
— Не вяжется как-то, Васильич. По твоей теории выходит: и меня, и многих моих… за ошибки… когда невинные страдают… а что греха таить, оно бывает. Уже такие муки адовы должны пытать… а оно как-то нету. А, отец Владимир, что скажете?
