Не знаю, как вы, а что касается меня, между нами ничего еще не кончено. Какое там! Кулачок у вас, должно быть, воистину чудодейственный, потому что я все время только о вас и думаю. Даже сейчас.
А вот какой ответ я написала во Флориду:
Вебер, огромное спасибо за самую красивую в мире куртку. Ничего похожего у меня в жизни не было. Не знаю, что и сказать, кроме того, что обещаю как следует о ней заботиться. Такой любезности я не заслуживаю. Сомневаюсь, что когда-нибудь навещу вашу «Карнавальную маску», но будет приятно прицепить этот ключ к своим.
Я перечитала записку раз двадцать, каждый раз меняя пунктуацию. Потом выбросила ее в мусорное ведро и пошла готовить обед.
Мы с Дэнни поссорились. Типичная для середины зимы ссора: когда нечем побороть скуку, остается действовать друг другу на нервы. Дэнни был в чем-то прав, и я тоже. Какая разница? В конце концов я величественно удалилась:
— Все, я иду спать!
К счастью, я уложила Мей за полчаса до того, как мы затеяли фейерверк. И к счастью, ванная сообщалась со спальней, так что мне не пришлось терять лицо и снова сталкиваться с моим благоверным по пути к умывальнику. Было всего девять часов, но мне оставалось только попытаться заснуть.
Сон начался в пустом зале, который напомнил мне балетную репетиционную. В центре стояли невзрачно одетые женщины среднего возраста числом, наверно, под двадцать; все они держали одинаковые длинные зеленые шарфы и с хореографической синхронностью выписывали ими по полу медленные извивы. На конце каждого шарфа полыхал огонь, но пламя не разрасталось и не поглощало шелк — только сыпало искрами, как бикфордов шнур.
Женщины безучастно смотрели на меня. Было душно, пахло застарелым потом и дымом. Шарфы горели странным, неестественным цветом.
Ты здесь больше не живешь! Твое имя Джеймс! — произнесли они в один голос, и от их непреклонного унисона мне стало не по себе. — У тебя нет права на Кости. Ты нездешняя!
Они двинулись ко мне, волоча за собой извивающиеся шарфы. Свирепые хвосты.
— Останешься здесь, и твоя Мей сгорит. Как шелковая. Шарфик-невеличка.
Наши сны сродни тому бардаку, что устраивают дети на кухне, когда некому на них прикрикнуть. Кетчуп, яйцо-другое, шоколадный соус — и в миксер.
Где там пророщенная пшеница? И ух ты, гляди, банка устриц! Туда же! Немного яви, немного грез, куча вообще бог знает чего, и вуаля! Добро пожаловать на ночной сеанс. Но с появлением Рондуа все стало куда более отчетливо, связно, а иногда и пугающе.
