„Блин, — подумал Том. — Не везет так не везет“.
На его месте другой молодой человек, слабак, наткнувшись на непреодолимые препятствия, давно отказался бы от дальнейших поисков. Но не таков Том Сойер. Он враз загорелся, когда ему сказали, что есть такой прогрессивный реалист Фрэнк Норрис и что он живет здесь, в Сан-Франциско. Подфартило, подумал Том. Фрэнк Норрис, видный проповедник нового реализма среди „разгребателей грязи“, автор выдающихся романов „Мактиг“, „Спрут“, „Омут“, жил спокойной семейной жизнью, находился в зените литературной карьеры и умер, как выяснил Том, от неудачной операции аппендицита. Ему было тридцать два года.
Тому ничего не оставалось, как ехать назад, на восток. „Поеду-ка я через Чикаго, — рассуждал он, — глядишь, разыщу там Брета Гарта, разузнаю у него, что это за ремесло такое — сочинительство, и о его дружбе с Марком Твеном“.
Но в редакции чикагского „Лейксайд мансли“, журнала, куда Брет Гарт сбежал от калифорнийских кредиторов и в поисках более высокого жалованья, тоже весьма удивились, когда Том назвал себя и объяснил цель своего приезда. Некоторые старики покатывались со смеху, слушая Тома, другие прыскали в рукав. Тому рассказали, что Брет Гарт оставался в Чикаго совсем недолго и, как ни странно, не принял редакторскую должность, на которую его наняли. Он не явился на торжественный, широко разрекламированный банкет, устроенный в его честь как нового рулевого в утлой лодчонке литературного ежемесячника. Вместо этого он, взяв с собой жену, переехал в Бостон, потом в Нью-Йорк, где вместе с Сэмюэлом Клеменсом начал работать над пьесой для Бродвея. Рассказывающие особенно напирали на то, что Том прекрасно знал сам: Клеменс — это имя реального человека, скрывавшегося под известным псевдонимом Марк Твен. Затем Тому поведали, что у всей этой комической истории с Бретом Гартом есть иронический поворот, вызывавший взрыв хохота у присутствующих. Владельцы журнала выписали Брету Гарту чек на 14 тысяч долларов — в качестве, так сказать, предварительной премии за его будущую самоотверженную службу на ниве отечественной журналистики и в знак того, как они ценят его. Четырнадцать тысяч отнюдь не малая сумма, тем более в старые добрые времена. Поскольку Брет Гарт на банкет не явился, дар не нашел адресата, и тот уехал из города с несколькими долларами в кармане.
Ни мистера Гарта, ни мистера Клеменса Том в Нью-Йорке не нашел. Мистер Клеменс давно продал свой хартфордский дом, несколько лет жил с семьей в Европе, затем поселился на Пятой авеню в Нью-Йорке. Чтобы выплатить последние долги, он снова поехал читать лекции, которые, по его признанию агенту, ему уже комом в горле стояли. Мистер Гарт ради денег тоже выступал с лекциями, которые он просто ненавидел, потому что презирал своих слушателей. Мистер Клеменс, тот хоть получал удовольствие от того, что его слушают с удовольствием. Мистер Гарт тем временем перебрался в Европу, бросив жену, с которой не захотел иметь ничего общего, и детей. Будучи за границей, Гарт получил консульскую должность в одном городке на востоке Германии, однако бесстыдно манкировал своими обязанностями и был переведен консулом в Глазго, но предпочитал проводить время не в служебном кабинете, а в литературных кругах Лондона, где его почитали больше, чем его соотечественников. В конце концов правительство нашло, что мистер Гарт не удовлетворяет требованиям, предъявляемым к государственным чиновникам, и он был уволен. Тогда мистер Гарт переехал в Лондон, где скандально сожительствовал, причем на ее деньги, с вдовой-бельгийкой, матерью девятерых детей. Пьеса, над которой он работал с мистером Клеменсом, провалилась. Оптимистические прогнозы на плодотворное творческое сотрудничество не оправдались. Очевидно, трения в совместном труде объясняют открытую неприязнь, которую с тех пор мистер Клеменс испытывал к мистеру Гарту. Когда Генри Джеймс стал расспрашивать Твена об их дружбе с автором „Счастья Ревущего Стана“, тот без стеснения брякнул, что мистер Гарт — отъявленный сукин сын.
