— А как вам нравится реб Мендель? — задает ему снова вопрос балагула.
— О реб Менделе ничего плохого не скажу. Реб Мендель очень долго сидит в синагоге после молитвы и жует «Закон».[5] А как он во время чтения из своей рыжей бороды заговорит — что моя рыжая корова замычит. Ты знаешь, что такое «Закон», Береле? — вдруг обращается Арье к ближайшему из собеседников. Не знаешь, осел, так спроси, я тебе объясню. «Закон» — это книга, которую почтенные евреи кладут в мешок с талесом[6] и читают после всех молитв на закуску. А реб Мендель у нас тоже почтенный еврей. С недавних пор, с того дня, как ему достались пожитки бедной вдовы и сироток, которых он по миру пустил, а сам в Лейпциге объявил себя банкротом… Даже серебряную корону вышил на талесе, подлец!
— Эх, дурачье, дурачье! — заканчивает Арье свои излияния. Не знаете, что все мы люди из плоти и крови, и что все люди только и думают, что о копейке. Что будет там, на том свете, один Бог знает, а мы что?
Такие обличительные тирады Арье произносил обычно после обеда, сидя на скамеечкев кругу балагул и захудалых торговцев лесом, с которыми обращался запросто, без церемоний, можно сказать, по-товарищески. Они платили ему добром за эту скромность, внимательно слушали его, прикидываясь простаками, что верят басням о лошадях и кацапах, о графах и генералах, берущих у него в долг, о разбойниках, с которыми он расправлялся один на пятерых. Они благоговейно внимали его рассуждениям о том, что будет «там» — их Арье берег под конец беседы. Дойдя до темы смерти, он забывал привычное легкомыслие и будто каялся в том, что раньше говорил. У него на все были свои взгляды и, по своему обычаю, он камня на камне не оставлял от жизни в этом мире, которая не стоит выеденного яйца.
— Смерть — это всему конец, последняя сделка, — дурень ты этакий, — удрученно заключал он: вчера он, сегодня ты, завтра я. Все там будем. Всем нам закатают рубашонки до шеи… лежи, милый человек, и не рыпайся. — Балагулы вздыхают и долго молчат.
VI
Вообще Арье был прост. Он всегда первый здоровался с нищими на базаре, не стесняясь, запускал руку в грязный карман балагулы или мужика, чтобы извлечь щепотку табака для цыгарки. Ему не зазорно было при случае померяться силой с каким-нибудь крестьянином, прямо на базаре побороться с ним на глазах у всей честной компании, а потом зайти в ближайший кабак выпить победную чарку за счет крестьянина. Одним словом, была в Арье своя простота.
