– Поезжай в Уорбек-Кастл один, – распорядился Корт, – а я буду сопровождать леди Августу.
Он не мог бы сделать Слейни более приятного сюрприза. Тот бросился к коляске, предвкушая, сколько экипажей обгонит по дороге в замок.
– Кортни, – ехидным тоном начала леди Августа, когда он провожал ее к карете, – я могу надеяться, что прощена тобой за участие в похоронах бедного Артура?
– Нет, не можешь! – отрезал он.
Весь прошедший час он только и делал, что держал себя в руках. Каким облегчением было высказать хотя бы часть того, что он думал.
– Мне решительно непонятно, как ты могла участвовать в этой комедии. Комедия во всем, от начала до конца! Возлюбленный отец, скажите на милость! Сегодня утром я увидел ребенка Филиппы. По-твоему, в нем есть хоть капля крови Сэндхерстов? Допустим, годы помутили твой рассудок, но зрение-то осталось в порядке!
– Я увидела мальчика на другой же день после возвращения Филиппы в Лондон.
– Ах вот как! – Корт наклонился к самому лицу бабушки. – Тогда почему же как ни в чем не бывало ты едешь в Сэндхерст-Холл? Или ты полагаешь, что между Шелбурнами и Бентинками при таком положении дел может быть мир?
– Я охотно объясню тебе, почему еду туда, о неисправимо бестолковый огнедышащий дракон! – ответила леди Августа, и ее безмятежные черты – черты патрицианки, которая всегда выше мирской суеты, – впервые выказали признаки волнения. – Потому что я умнее тебя и вовсе не хочу враждовать с матерью моего пока что единственного правнука.
В течение трех бесконечно долгих часов Филиппа принимала соболезнования от соседей, друзей и близких покойного.
Бентинки были одним из самых уважаемых семейств в графстве Кент. С тех самых пор как леди Гарриэт поселилась в Сэндхерст-Холле, она стала некоронованной королевой местного дворянства и правила с присущим ей добродушием. Из уважения к ней провинциальная аристократия сочла возможным посмотреть сквозь пальцы на прошлое Филиппы, единогласно приняв тот факт, что новая маркиза Сэндхерст овдовела и тем самым достойна всяческого сочувствия.
Филиппа со многими гостями была знакома еще со времени своего недолгого брака с Уорбеком, однако имен не помнила, даже если лицо казалось смутно знакомым. Впрочем, от нее не требовалось вести светскую беседу. К ней подходили с приличествующей случаю серьезностью, говорили то, что положено, и оставалось только произнести несколько дежурных фраз.
Но спокойствие Филиппы было всего лишь маской, внутри она была напряжена, как струна. Уорбек приехал вместе с леди Августой и теперь бродил по Сэндхерст – Холлу, как хищник, как злоумышленник, как… как хозяин! Что бы она ни делала, что бы ни говорила, она не забывала об этом ни на минуту. Напрасно Филиппа пыталась уговорить себя, что он вырос в этом доме, знал здесь каждый уголок, что для него было естественно чувствовать себя в Сэндхерст-Холле как дома. Уговоры не помогали. Он напоминал ей льва, бродящего по клетке. Однажды она действительно видела живого льва. Громадный хищник не желал привыкать к неволе. Он ходил кругами по клетке, словно только и ожидал минуты, когда служитель зазевается у дверцы. Филиппа хорошо помнила свой тогдашний страх, и он оживал каждый раз, когда она замечала среди гостей тяжело ступающего Уорбека.
